Сокровища Валькирии. Звездные раны - стр. 67
В Латанге посадили уже три транзитных рейса – из Анадыря, Тикси и Чокурдаха, народу было достаточно, и каким прилетели эти люди, откуда – установить невозможно. Ничего в них, кроме очарования женщины, особенного не было – таких утомленных и молчаливых полярных скитальцев в дохах и унтах сколько угодно по Арктике: может, зимовщики со станции, метеорологи, ветеринары из оленеводческого колхоза, не исключено – коллеги, геологи одной из партий, которые во множестве рыщут по Арктическому побережью.
Все бы так, коль не заметил бы академик взгляда мужчины – пристального, воспаленного, с прикрытым внутренним огнем, и очень знакомого!
Потом они разошлись, на какое-то время исчезли среди люда и появились вновь с разных сторон. Мало того, академик уловил закономерность движения незнакомцев; они ходили кругами, постепенно суживая их, и тщательно, откровенно рассматривали всех пассажиров. Изредка встречались вместе, о чем-то говорили и вновь расходились – определенно кого-то искали в толпе.
Насадный вспомнил о сумке, незаметно затолкал ее ногами, забил под кресло и, прикрыв лицо шапкой, изобразил спящего.
Но странное дело – чувствовал их приближение. И когда показалось, что они уже рядом, резко сбросил шапку и поднял голову…
Этой тревожащей воображение пары вообще в зале не оказалось.
Он мысленно еще раз посмеялся над собой, отметив, что мнительность – первый признак старости, снова прикрыл лицо и в самом деле задремал.
И вдруг услышал у самого уха:
– Проснись, Насадный, замерзнешь.
Ему почудился голос Михаила Рожина, который в это время сидел в Москве как полпред. Никто другой не мог допустить такой фамильярности…
«Надежду» крутили сороковой раз…
Академик открыл лицо – полярник в оленьей дохе сидел рядом на освободившемся месте.
– Это вы мне? – спросил он недружелюбно.
– Кому же еще? – усмехнулся незнакомец. – Здравствуй, Насадный.
– Я вас не знаю.
– И не должен знать. Мы видимся с тобой впервые, – был ответ. – Впрочем…
– Что вам нужно?
Академик никогда себя не афишировал, не выставлялся на досках почета, не давал интервью ни газетам, ни телевидению: работа под секретными грифами исключала всякую его известность, тем более в аэропортах.
– Впрочем, нет, – тут же поправился тот. – Была одна встреча. Но мы виделись всего несколько секунд.
Человек посмотрел в глаза: покрасневшие его белки говорили о долгой бессоннице или о сильном внутреннем напряжении.
– Совершенно вас не помню, – вымолвил Насадный.
– Нет, ты помнишь. Много лет назад сидел вон в том кресле, так же ждал рейса и однажды случайно наступил мне на руку. Эта песня тогда тоже звучала…