Сокровища Валькирии. Страга Севера - стр. 54
Русинов отступил перед ним, и движение раскрепостило его, сжатые кулаки сосредоточили волю и отдали ее биению крови. Он приблизился к холсту и стал на широко расставленных ногах. Картина была подлинная, с неподдельными инициалами и, вероятно, написана специально для этого аристократического зала. Она как бы взрывала его, вдыхала жестокую реальность и одновременно находилась в полной гармонии. В другом месте ее невозможно было представить. Утверждение мира и покоя заключалось в его отрицании, и в этом противоречии угадывался великий смысл бытия.
Он не слышал, как в гостиную вошел человек, а снова почувствовал, что кто-то рассматривает его, причем откровенно и с превосходством. На фоне зимних стекол перегородки стоял крупный мужчина в волчьей дохе, наброшенной на плечи. Свет был за его спиной и скрадывал лицо.
– Здравствуйте, – проронил Русинов, оставаясь на месте.
– Здравствуй, Мамонт, – не сразу отозвался человек и небрежно отворил дверь. – Входи.
За стеклянной перегородкой оказался большой зал с окнами на Волхов. Обстановка разительно отличалась от гостиной: грубая, невероятно массивная дубовая мебель, звериные шкуры на стенах, полу и жестких креслах, напоминающих царские троны. В глубине зала топился камин, возле которого на шкуре полулежала Августа. Русинов остался стоять у порога, а Стратиг – по всей вероятности, это был он – отошел к камину, поднимая ветер длиннополой дохой.
– Пора, Дара, – вымолвил он негромко. Он обращался к Августе, хотя на нее не глядел. Возможно, это было ее истинное имя – Дара, и звучало оно с каким-то завораживающим оттенком древности.
– Позволь мне погреться, – попросила она. – Теперь я долго не увижу живого огня…
– Ступай! – взглянув через плечо, резковато бросил Стратиг.
– Могу я попросить тебя об одолжении?.. – Она смутилась и встала.
– Проси, – позволил он.
– Не изменяй судьбы Мамонта…
Стратиг не дал ей договорить, в его возмущенном тоне звучала обида:
– Почему все считают, что я меняю судьбы гоев? Откуда это пошло? Почему решили, что я поступаю вопреки воле рока? Всем известно: я совершаю то, что сейчас необходимо и важно. Кто может это оспорить?
– Никто, Стратиг, – вздохнула Августа-Дара. – Но я вижу рок Мамонта. И это не то, что ты ему уготовил.
– Мамонт исполнит тот урок, который ему отпущен судьбой, – жестко проговорил Стратиг. – И я ничуть не поступаюсь гармонией.
Они говорили так, словно Русинова здесь не было. Тем более показалось, что речь идет вовсе не о конкретной его судьбе; происходил принципиальный идеологический спор, видимо, возникающий уже не первый раз. Чувствовалось, что Августа-Дара не имеет права оспаривать что-либо из решений Стратига, тем более за кого-то заступаться или просить, однако ее отвага довольно легко прощалась грозным начальником, как показалось Русинову, по причине его глубокой симпатии к дерзкой спорщице.