Сокровища Валькирии. Хранитель Силы - стр. 55
– Кто знает? – повторил Андрей и выше вскинул руку.
И словно галок вспугнул, стали закрывать лица шалями.
– Нет, не знаем! – загалдели. – Не видели! Убери, убери запястье!
В тот момент он не ведал истинной причины такого переполоха, но был абсолютно уверен, что они знают – если не цыганку, то такие браслеты видели точно и разбираются в их назначении либо скрытом смысле. И одновременно понял, что у этих лукавых женщин никогда не добиться правды.
Под их торопливую, гомонящую речь на цыганском языке он развернулся и подался к машине.
Домой он попал лишь к девяти вечера, и вместо того чтобы готовиться к приезду гостя, около получаса разглядывал браслет, вспоминая детали встречи с цыганкой. И чем дольше думал об этом, тем более утверждался в мысли, что все случившееся – не затмение разума, а прикосновение к прошлому, возвращение к детским дремотным грезам. И этот браслет, напугавший цыганок, надо расценивать, как знак, только неизвестно чего. Он машинально надел его на руку.
Кужелев пока не приходил, и потому он пошел в комнату, открыл платяной шкаф и стал доставать полотна, сложенные пачками у задней стенки. Он спешил и потому сразу же отсортировывал, ненужные складывал обратно, а выбранные расставлял полукругом по комнате. Нельзя было сказать, что это портреты, ибо у них не было натуры; скорее всего, полотна напоминали умозрительные картины, где присутствовало человеческое лицо, а то и фигура, и потому они казались выдуманными и плосковатыми. Но только для чужого глаза!
На всех девяти расставленных портретах были изображены женщины разного возраста, этакий фольклорный ансамбль в национальных нарядах. Сначала Андрей внимательно всмотрелся в каждое лицо, после чего поставил на пол и включил настольную лампу. Поворачивая ее перед каждым полотном, он находил такое положение света, когда возникал стереоэффект, и тогда сам начинал двигаться, чтобы уловить точку объемного зрения и тем самым оживить нарисованных людей.
Цыганка оказалась на четвертом портрете слева, только наряд был другой, из украшений – лишь кольца и нож на груди, осыпанные крупными бриллиантами и зеленью изумрудов.
И годами была помоложе лет на двадцать…
Хортов так обрадовался, что забыл о госте, а он позвонил в самую неподходящую минуту. Пришлось закрывать дверь в комнату, чтоб ничего не увидел. В последний момент вспомнил о браслете на руке, попробовал снять – никак! Словно клешня наручников, аж впился в запястье…
Между тем Кужелев трезвонил и уже постукивал ногой. И времени было половина одиннадцатого!
«Достоверный источник» из ФСБ вошел, как всегда, в показном приподнятом и злорадном настроении. Еще в Германии он поставил в верхней челюсти три золотых коронки, и эта зэковская улыбка еще больше подчеркивала его циничный, мефистофельский взгляд на мир. В ЗСГВ Хортову пришлось общаться с ним месяца три, но и этого хватило, чтобы почувствовать, как меняются собственные взгляды на службу, начальство, женщин, вино и жизнь вообще: нигилизм Кужелева оказался прилипчивым, как паутина в темном подвале. Это он, оставляя на своем месте пехотного старлея, еще в восемьдесят девятом году загонял его в угол своими, тогда дикими, речами.