Сокровища Валькирии. Хранитель Силы - стр. 32
По возвращении домой родители взялись за воспитание Андрея.
– Главное, чтобы не было ни секунды свободного времени! – твердил отец, теперь уже тут наказанный командирами за плохое воспитание сына. – Гонять до седьмого пота! И полный контроль от подъема до отбоя.
В девять лет мать конвоировала его по утрам в школу, отец забирал в обед, приводил в казарму и воспитывал в солдатском духе. Он любил военную службу, редко пил водку и нещадно гонял свой комендантский взвод. Срочники его ненавидели, а «партизаны» несколько раз пробовали устроить темную, однако получали сами, поскольку отец всю жизнь тренировал волю и тело, бегал кроссы, самостоятельно занимался боксом и самбо. Там же, в Итатке, он выбил однажды все передние зубы нападавшему «партизану» и по его жалобе был разжалован еще раз, теперь в младшие лейтенанты.
Через шесть дней родительской муштры Андрей попал в Томскую психоневрологическую больницу с диагнозом «детский суицид»: на глазах у солдат выпрыгнул на асфальтовый плац с третьего этажа головой вниз, но даже царапины не получил. Потом очевидцы говорили, что он летел очень медленно, как на парашюте, и перед землей перевернулся, чтоб встать на ноги, хотя сам Андрей точно помнил, что не делал этого. В больницу запросили все тетрадки, дневники и рисунки, две недели изучали и выписали домой. Врач объяснил родителям, что мальчик совершенно здоров, не по возрасту развит, но постоянно находится в стрессовой ситуации из-за образа жизни. И посоветовал отцу сменить место жительства и службу.
Скоро место и правда сменили. Отец так старался на службе, что снова стал лейтенантом и его перевели в Ташкент, в часть, стоящую в черте города. После попытки самоубийства он резко изменил отношение к сыну, не стал таскать в казарму, но зато нагрузил сполна – записал Андрея в детскую художественную и музыкальную школы и в секцию туризма – это чтобы предвосхитить страсть к побегам. И дело пошло. Через год ему купили настоящий мольберт со всеми художественными причиндалами, затем пианино и походную амуницию вплоть до ледоруба. Он лазал по горам с ребятами и в одиночку, рассматривал горизонт и слушал ветер в ущельях, но все для того, чтобы потом нарисовать дерево с руками, медленно исчезающее из памяти. Он не хотел и никогда не рисовал человека-воина, чувствуя сильнейший внутренний запрет, – нельзя, чтобы все узнали! Это тайна, доверенная только ему!
В последний раз в тринадцатилетнем возрасте Андрей изобразил его на полотне маслом, но уже не в красных доспехах, а в натуральном виде, в коричнево-серо-голубых тонах, какими видятся обычные в сознании древнерусские воины, и лишь от рук исходило розовое свечение.