Размер шрифта
-
+
Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник) - стр. 40
Возобновляют всегда разрешенье.
Октябрь 1930
«Не говори никому…»
Не говори никому,
Всё, что ты видел, забудь –
Птицу, старуху, тюрьму
Или еще что-нибудь…
Или охватит тебя,
Только уста разомкнешь,
При наступлении дня
Мелкая хвойная дрожь.
Вспомнишь на даче осу,
Детский чернильный пенал
Или чернику в лесу,
Что никогда не сбирал.
Октябрь 1930
«Колючая речь Араратской долины…»
Колючая речь Араратской долины,
Дикая кошка – армянская речь,
Хищный язык городов глинобитных,
Речь голодающих кирпичей.
А близорукое шахское небо –
Слепорожденная бирюза –
Всё не прочтет пустотелую книгу
Черной кровью запекшихся глин.
Октябрь 1930
«Как люб мне натугой живущий…»
Как люб мне натугой живущий,
Столетьем считающий год,
Рожающий, спящий, орущий,
К земле пригвожденный народ.
Твое пограничное ухо –
Все звуки ему хороши,
Желтуха, желтуха, желтуха
В проклятой горчичной глуши!
Октябрь 1930
«Дикая кошка – армянская речь…»
Дикая кошка – армянская речь
Мучит меня и царапает ухо.
Хоть на постели горбатой прилечь –
О, лихорадка, о, злая моруха!
Падают вниз с потолка светляки,
Ползают мухи по липкой просты́не,
И маршируют повзводно полки
Птиц голенастых по желтой равнине.
Страшен чиновник – лицо как тюфяк,
Нету его ни жалчей, ни нелепей.
Командированный – мать твою так! –
Без подорожной в армянские степи.
Пропадом ты пропади, говорят,
Сгинь ты навек, чтоб ни слуху ни духу,
Старый повытчик, награбив деньжат,
Бывший гвардеец, замыв оплеуху.
Грянет ли в двери знакомое: «Ба!
Ты ли, дружище?» Какая издевка!
Долго ль еще нам ходить по гроба,
Как по грибы деревенская девка?..
Были мы люди, а стали людьё,
И суждено – по какому разряду? –
Нам роковое в груди колотье
Да эрзерумская кисть винограду.
Ноябрь 1930
«И по-звериному воет людьё…»
И по-звериному воет людьё,
И по-людски куролесит зверьё…
Чудный чиновник без подорожной,
Командированный к тачке острожной, –
Он Черномора пригубил питье
В кислой корчме на пути к Эрзеруму.
Ноябрь 1930
Ленинград
Я вернулся в мой город, знакомый до слез,
До прожилок, до детских припухлых желез.
Ты вернулся сюда – так глотай же скорей
Рыбий жир ленинградских речных фонарей,
Узнавай же скорее декабрьский денек,
Где к зловещему дегтю подмешан желток.
Петербург! я еще не хочу умирать:
У тебя телефонов моих номера.
Петербург! у меня еще есть адреса,
По которым найду мертвецов голоса.
Я на лестнице черной живу, и в висок
Ударяет мне вырванный с мясом звонок,
И всю ночь напролет жду гостей дорогих,
Шевеля кандалами цепочек дверных.
Декабрь 1930
«Мы с тобой на кухне посидим…»
Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин.
Острый нож да хлеба каравай…
Страница 40