Согласна умереть - стр. 25
– А вот этого бы не надо, – проговорила Ирина с плохо скрываемой злостью в голосе.
Готовцев сделал невинное лицо.
– Не понимаю, о чём ты.
– Пыталась тут подслушать твои разговоры по телефону… – подступила к мужу Ирина.
– Не удивлён, – проговорил Готовцев, невольно отводя взгляд в сторону.
– Твои постоянные задержки. Якобы по работе… И эти звонки…
– Ну да. Принято, я ж говорил, решение о модернизации. В связи с проявляемым индусами интересом.
– Ты изменился, – объявила Ирина. – Требуются подробности?
– Ну а как? Если в жизни моей столько всего…
– Ты сам-то понимаешь, что это ненормально? – не стала слушать Ирина.
Готовцев нахмурился и мрачно проговорил:
– Что я всё ещё жив?
– Я тебя когда-нибудь прибью! – прорычала Ирина. – А если я тебя уже не возбуждаю, то так и скажи, скотина!
– Как так можешь говорить такое, Иринка, если только вчера… – начал Готовцев.
– О, помнишь, оказывается! – округлила глаза Ирина. – Но это опять исключительно моя заслуга. Это я вдохнула в тебя жизнь. Ротиком своим, заметь.
– Ты так говоришь, как будто если бы…
– А вот не знаю! – перебила Ирина. – Вот и сейчас… Да, стоишь и стоишь.
– Ладно, я в душ. – Готовцев сделал пару шагов по направлению к двери, затем остановился и обернулся. – Однако как это ты могла не заметить, что стоит мне прикоснуться к твоей груди… Ну, погладить всего лишь…
– Иди-иди! – Ирина вытолкала Готовцева из комнаты.
Готовцев обернулся, убедился, что дверь закрыта плотно и вслух сказал:
– Сволочь! Вот перестанешь меня возбуждать, вот уйдёт эта страсть животная…
Произнеся эти слова, Готовцев замолчал и задумался. Посылка ясна, а… Нет, это какая-то другая жизнь. Незнакомая, неизвестная и, как будто, нереальная. Впрочем, думал ли он сто лет назад о том, что когда-либо его будут возбуждать женщины под сорок, которые с морщинками, жирком, целлюлитиком да ещё и небрежно обращающиеся со средствами гигиены, бывшими в употреблении в том числе?
Внеплановые разговор о поэзии и защита Варзакова
Он не знал, зачем ему это надо. Даже не размышляя можно уверенно заявить – могло быть так, а могло быть и наоборот. Возможно ли, чтобы в обществе, где всё приглушённее, с притуплением силы звучания падают всё новые и новые порции кровавого горя, остались люди, не способные при обстоятельствах той или иной степени беспамятства убить себе подобного? Практически – да (ведь можно же, например, годами не попадать под дождь), теоретически – нет.
То есть теоретически можно со всей уверенностью допустить, что Маргарита Заплатина угрохала своего друга Сашу. А в действительности? Допустимо и то, и другое. Но – какая разница, если Готовцев и представить себе не может, что способен был бы принять какие-либо меры во имя торжества законности и внести вклад в созидание дряхлеющего зданьица принципа неотвратимости наказания?