Социологический ежегодник 2015-2016 - стр. 55
Операционализация моральных категорий в терминах нейробиологии открывает перед нейронаукой «эпистемологические врата» для реализации ее намерения укоренить мораль в мозговых процессах и связать все богатство ее семантики с определенной анатомической сущностью – мозгом [подробнее см.: Churchland, 1998]. Ключевой проблемой нейробиологии морали Ширманн считает установление связи между сферой нравственного и сферой церебрального. Решению этой проблемы препятствует ряд сложностей. Во-первых, искомая связь не является природной, она обусловлена специфическим типом научного мышления, зафиксированного в нейроисследовательских теоретических моделях. Во-вторых, отношения, о которых идет речь, – это не продукт, а процесс, требующий постоянного подтверждения, что обусловлено исторической трансформацией знания о феноменах мозга и морали и о характере их связи. Таким образом, чтобы объяснить одно (мораль) в терминах другого (мозг), необходимо сделать моральные факты эмпирически доступными для измерения и оценки, т.е. так или иначе включить их в сферу компетенции материи головного мозга. Подобный методологический акт предполагает некоторую совокупность принципов объединения сфер природного и нравственного, однако именно этот вопрос менее всего разработан в современной нейробиологии морали, подчеркивает Ширманн. В ходе разнообразных исследований, касающихся пограничной зоны между моральным и церебральным, фундаментальные основания их отношений (каузальные, коррелятивные, эпифеноменальные) остаются невыясненными. Несмотря на гипотетическую вероятность обоюдного влияния морального и церебрального, в поле зрения нейроаналитиков попадает только один вариант связей между ними – воздействие мозговых процессов на моральные суждения и поступки. Тем самым подразумевается, что «сначала мозг, потом мораль». И хотя в исследованиях, принадлежащих этому жанру, существование причинно-следственных отношений между двумя сферами и не постулируется напрямую, в них имплицитно присутствует следующая логическая цепочка: ассоциация (мозг – мораль) → опосредование → обоснование → детерминация [Shirmann, 2013 b, p. 293].
Как свидетельствует история науки, продолжает Ширманн уже в другой статье (посвященной научным дискуссиям XIX в. о гипотетической связи между мозговыми нарушениями, душевными болезнями и преступными действиям), на протяжении последних четырех столетий практиковались разные способы толкования мозговых явлений и ассоциированных с ними поведенческих актов морального толка [Shirmann, 2013 a]. В XVII–XVIII вв. в фокусе внимания естествоиспытателей и философов морали находился животный инстинкт – как вероятный участник нравственно окрашенных суждений и действий. В XIX столетии создатель френологии Ф.И. Галль выделил в коре головного мозга особый «моральный орган»; последователи Галля защищали идею внеморального поведения как специфического соматического заболевания. Укоренению морали в сфере природного способствовала и эволюционная теория Дарвина, с позиций которой моральные акты обеспечивают преимущества в борьбе за выживание и потому получают наследственное закрепление. В итоге генезис морали вышел из-под контроля религии и стал рассматриваться в терминах естественной эволюции вида Homo sapiens.