Социологический ежегодник 2010 - стр. 49
И только Александр II своими реформами ввел Россию в европейскую семью народов, достигнув значительных успехов в осуществлении догоняющей модернизации, которая на долгое время становится судьбой России, в том числе и в советский период.
Долгое время догоняющая модель модернизации считалась ведущей и едва ли не единственной схемой исторического развития. Речь шла о попытке незападных стран равняться на Запад и стремиться догнать его в своем развитии. Но концепция изменилась. С. Хантингтон указывает на возможность нескольких путей развития (19, с. 75).
Путь первый – вестернизация без модернизации. Многим подобная возможность представляется сомнительной, так как вестернизация и модернизация взаимосвязаны. Трудно представить себе вестернизацию без модернизации, равно как модернизацию без вестернизации. Между тем существование подобных вариантов развития – это реальный факт. Вестернизация без модернизации характеризует внешнее, иногда операциональное усвоение западного опыта при отсутствии восприятия принципов и культурных особенностей западной жизни. Она связана с разрушением собственных культурных традиций общества без их хотя бы частичного заполнения заимствованными образцами. Такое общество называется разрушенным традиционным обществом, не перешедшим на следующую ступень развития. По такому пути пошли Египет, Филиппины. Казалось бы, американское присутствие на Филиппинах должно было способствовать заимствованию американского опыта и образа жизни, однако западный капитализм там не сложился; напротив, сформировалось одно из самых непродуктивных обществ.
Путь второй – модернизация без вестернизации. Поскольку классические модернизации всегда сопровождаются вестернизацией, этот способ развития стал принципиально новым. Иногда его называют постмодернизацией. По этому пути пошли новые индустриальные страны Юго-Восточной Азии. Они модернизировались, не меняя своей идентичности. Американский оккупационный режим в Японии после Второй мировой войны потребовал распада коллективных структур как проводников милитаристского сознания, и началась либерализация, которая на деле вела к разрушению традиционного общества. В 1950-е годы японские социологи выдвинули другую программу: не ломать традиционные общинные структуры японского общества, обвиняемые в распространении милитаристских взглядов, а изменить приоритеты государственной политики, поскольку общинные структуры могут стать хорошими проводниками нового немилитаристского государственного воздействия. Иерархия японских общинных структур позволяет управляющему воздействию государства, направленному на «вершину» пирамиды общины, к ее лидерам, легко спуститься вниз. Иногда Японией управляли всего десять чиновников. Следуя проекту своих социологов, отказавшихся от либерализации, японцы провели реформу и поддержали имеющуюся коллективную продуктивность (термин А. Кара-Мурзы). Японское общество изменилось из-за того, что государство сменило свои цели. Здесь не культура адаптировалась к задачам модернизации, а руководящие элиты, желающие осуществить модернизацию, адаптировались к культуре. Они поступили как древнегреческий законодатель Солон. Когда его спрашивали, мудрые ли законы он придумал, он отвечал, что его законы мудры, потому что народ по ним может жить. А если вводятся законы, по которым народ не привык и не может жить, законы, основанные на предположении, что народ надо изменить, рекультуризировать так, чтобы он мог этим законам следовать, то мало что может получиться.