Социологический ежегодник 2010 - стр. 35

Автор намерен пересмотреть идеи Буравого «в международном контексте европейской социальной теории, канадских и латиноамериканских социальных исследований», а также собственных разработок в русле «критической теории и методологии» и «постфундаменталистской критической теории» (подробнее см.: 6). Такой контекст представляется тем более необходимым, что проект Буравого, базирующийся на принципе полярности рефлексивного и инструментального типов знания, «является образчиком исторически сложившейся конфигурации аналитических тенденций, наиболее заметной именно в американской социальной науке» (с. 48). Морроу предлагает переместить модель Буравого в иное метатеоретическое пространство, где: а) будет преодолено неадекватное методологическое противопоставление теории и практики в обществознании; б) расширится сегмент критической социологии за счет внедрения в нее элементов социальной теории; в) получит иную интерпретацию профессиональная социология; г) произойдет внутренняя дифференциация политической социологии и будут выявлены ее связи с социологией публичной; д) будут найдены убедительные аргументы в защиту современных форм разделения труда в социологии.

Обоснование своей альтернативы программе М. Буравого Морроу предваряет кратким обзором критических замечаний, уже прозвучавших в адрес ее автора. В обобщенном виде критика публичной социологии может быть сведена к четырем ключевым темам:

1) «социологическая миопия», которая мешает разглядеть несоответствие амбициозных замыслов Буравого его ставке исключительно на социологию; социология, даже в ее «публичной» форме, в одиночку не сможет реализовать программу Буравого хотя бы потому, что значительная часть ее исследований и теоретических разработок базируется на результатах, полученных в других областях социального знания (в частности, почву для публичной социологии подготовили многочисленные междисциплинарные проекты в русле традиции «action research» (4); в отличие от экономики, политической теории или теории права, социология пока не может претендовать на самодостаточность;

2) сомнительный статус публичной социологии как представительницы интересов гражданского общества в его противостоянии государственным и рыночным структурам; одномерность прочтения ее задач исключительно в терминах оборонительных тактик;

3) степень обоснованности и «прочности» публичной социологии перед лицом позитивистской и эмпиристской критики ее эпистемологического выбора (приоритет ценностно-моральных суждений в ущерб «канонам строгой науки»);