Сочинения. Том 2. Иду на грозу. Зубр - стр. 110

– Гении жестоки.

– Может, ему так легче? Быть еще и человеком – значит что-то прощать, признавать чьи-то слабости. Он не может себе этого позволить. Вероятно, он вполне искренне не понимает, что какой-то там Крылов смеет чем-то увлекаться. С его высоты все мои проблемы – ерундистика.

– А как же остальные?

– Ребята – те просто пожертвовали собой. Они отказались от всего ради Дана, вернее – ради работы. Но у меня-то есть своя идея, свой детеныш; какой бы он ни был, я не могу отречься от него. У Дана нет ни снисхождения, ни жалости. Он фанатик. Возможно, иначе ничего великого в науке не создашь, но ведь это ужасно… Подожди, не уходи, мне еще нужно столько рассказать. Относительно процесса образования зарядов еще Френкель выдвинул любопытную гипотезу…

Небо быстро темнело, фигура Лены таяла в темноте, оставалось ее лицо со вспыхивающими глазами.

– Я тебе завидую, – сказала она. – Как бы тебе ни было плохо, это все же счастье.

– Счастье?.. Может, оно у каждого свое. Помнишь, я тебе передавал мой разговор с Савушкиным?

– Нет, не помню.

– Он сказал: «Творчество? Счастье? Мура! Какое может быть счастье и творчество на двенадцати квадратных метрах жилплощади с женой и ребенком? Счастье – это квартира из трех комнат. Даже двухкомнатная – уже счастье».

– Да, да, ты тогда расстроился, тебе казалось, что, может быть, он в чем-то прав.

– Значит, ты запомнила?

– Нет, нет, я была ужасно невнимательна. Прости меня.

– Хорошо, что ты здесь.

– Я буду всегда с тобой, как только ты захочешь. Голос ее доносился все глуше.

– Ты все-таки уходишь, – сказал Крылов. – Это безобразие. Я не желаю иметь дело с призраками.

– Толковый призрак – это тоже вещь. Пожалуйста, не швыряйся призраками. Чем я тебя не устраиваю?

– Тебя нельзя обнять. Он услышал ее смех.

– И только?

– Я хочу, чтобы ты живая была такой же.

– Живая, – повторила она задумчиво. – Может быть, это тоже призрак.

Она поставила кактус на место, фигура ее слилась с дымной синевой вечера, растворилась среди бледных фонарей.

На следующий день он поехал после работы на кинофабрику и долго ждал у проходной.

Из ворот с грохотом выкатила пулеметная тачанка, где, обнявшись, сидели махновцы и красноармейцы в буденновских шлемах.

Лена спрыгнула с тачанки и, подбежав к Крылову, расцеловала его в обе щеки.

Не спуская глаз с ее лица, он стиснул ее маленькую жесткую руку.

– Что с тобой? – удивилась Лена.

На ее круглом крепком лице не было никаких следов тоски ожидания, ни вчерашней готовности слушать.

– Что ты делала вечером вчера?

Она перечисляла: стирка, разучивала гимнастику йогов – хочешь, покажу?