Размер шрифта
-
+

Сочинения (С иллюстрациями) - стр. 17

               улыбаясь, на штыке мрет,
с улыбкой разбивается подстреленный авиатор,
если вспомнят
               в поцелуе рот
                              твой, Травиата.
Но мне не до розовой мякоти,
которую столетия выжуют.
Сегодня к новым ногам лягте!
Тебя пою,
               накрашенную,
                              рыжую.
Может быть, от дней этих,
жутких, как штыков острия,
когда столетия выбелят бороду,
останемся только
               ты
                              и я,
бросающийся за тобой от города к городу.
Будешь за море отдана,
спрячешься у ночи в норе —
я в тебя вцелую сквозь туманы Лондона
огненные губы фонарей.
В зное пустыни вытянешь караваны,
где львы начеку, —
               тебе
под пылью, ветром рваной,
положу Сахарой горящую щеку.
Улыбку в губы вложишь,
смотришь —
               тореадор хорош как!
И вдруг я
               ревность метну в ложи
мрущим глазом быка.
Вынесешь на мост шаг рассеянный —
думать,
               хорошо внизу бы.
                              Это я
под мостом разлился Сеной,
               зову,
                              скалю гнилые зубы.
С другим зажгешь в огне рысаков
Стрелку или Сокольники.
Это я, взобравшись туда высоко,
луной томлю, ждущий и голенький.
Сильный,
               понадоблюсь им я —
                              велят:
себя на войне убей!
               Последним будет
                              твое имя,
запекшееся на выдранной ядром губе.
Короной кончу?
               Святой Еленой?
Буре жизни оседлав валы,
я – равный кандидат
и на царя вселенной,
и на
       кандалы.
Быть царем назначено мне —
твое личико
               на солнечном золоте моих монет
велю народу:
               вычекань!
А там,
               где тундрой мир вылинял,
где с северным ветром ведет река торги, —
на цепь нацарапаю имя Лилино
и цепь исцелую во мраке каторги.
Слушайте ж, забывшие, что небо голубо,
               выщетинившиеся,
                              звери точно!
Это, может быть,
последняя в мире любовь
вызарилась румянцем чахоточного.
3
Забуду год, день, число.
Запрусь одинокий с листом бумаги я.
Творись, просветленных страданием слов
нечеловечья магия!
Сегодня, только вошел к вам,
             почувствовал —
                          в доме неладно.
Ты что-то таила в шелковом платье,
и ширился в воздухе запах ладана.
Рада?
             Холодное
                          «очень».
Смятеньем разбита разума ограда.
Я отчаянье громозжу, горящ и лихорадочен.
Послушай,
             все равно
                          не спрячешь трупа.
Страшное слово на голову лавь!
Все равно
             твой каждый мускул
Страница 17