Сочинения. Книга 2. Проза. Страницы дневников - стр. 42
Между Кэсоном и Сеулом – 38-я параллель.
Полоса корейской земли, на которую не имеет права ступить нога корейца, – откуда бы он ни шёл: с севера или с юга. Но я знаю, что там, на юге, за этой горькой полосой земли, отец маленького кэсонца услышит его горячий голос.
…Рано-рано, когда спит ещё весь мир, просыпается в Корее солнце. И всю жизнь вместе с солнцем, раньше всех на Земле, просыпались люди Кореи. Раньше всех вставали и больше всех работали.
На севере они работают и сейчас – много, дружно, счастливо. Растут заводы, которых не было в Корее. Гудят на полях первые корейские тракторы. Грохочут станки, поезда, машины. Звенят песни труда и свободы.
Этот великий шум слышен там – за 38-й параллелью.
Он слышен там так же звонко и чисто, как слышны там гортанные голоса фазанов, кричащих в кэсонском лесу на рассвете; как слышен там высокий голос кэсонского мальчишки:
– Ты слышишь меня, Сеул? Ты слышишь меня, папа?
О чём сейчас надо писать
Моника Фелтон писала, как встретили её корейские дети. Они приветливо улыбались ей, отвечали на все вопросы, рассказывали о себе. А потом, пошептавшись между собой, спросили её:
– В каком городе Советского Союза вы живёте, товарищ?
И когда она ответила, что живёт не в Советском Союзе, а в Англии, дети, разочарованные, разбежались по своим делам…
Вчера они, кэсонские школьники, пригласили меня к себе в школу. И вот я еду к ним и знаю, что они меня очень-очень ждут, потому что я живу в Советском Союзе.
Они выбежали мне навстречу, крича по-русски: «Здравствуйте!», «Москва!» и опять «Здравствуйте!». И на груди у меня – их красный галстук, а в руках букет. И в каждом окне школы – тоже живой букет из черноволосых голов, красных галстуков, сияющих глаз и улыбок. Я обнимаю их всех, по очереди, а они доверчиво держат меня за руки и не хотят отпускать, потому что я живу в Советском Союзе!
Всё было хорошо, всё было прекрасно. Но они попросили меня почитать им мои стихи. И вот тут-то произошло то, чего я не ожидала.
Я читала им про весёлого и озорного мальчишку Генку, который не слушается никого на свете, лазит по заборам и получает замечания на уроках. Эти стихи я выбрала нарочно, потому что именно они больше всех нравятся ребятам и, когда я их читаю у себя в Сталинграде, весь зал хохочет и аплодирует.
Но здесь всё было наоборот. Читаю и вижу: исчезают улыбки с ребячьих лиц, настороженно приподнимаются уголки бровей, в глазах – недоумение. Словно они вдруг увидели, что я – не тот человек, какого они так ждали, словно мне – не надо верить. Словно я не живу в Советском Союзе! Чувствую, ещё немного – и все ребятишки разбегутся, как тогда, от Моники Фелтон…