Сочинения. Книга 2. Проза. Страницы дневников - стр. 25
Она молодец, маленькая дочь Сталинграда, моя землячка с Тракторного!.. Не хотела бы я быть на месте той англичанки…
В руках у меня книга другой англичанки – Моники Фелтон. Она была в Корее в дни войны и всему миру рассказала о том, что она там видела. О том, как расстреливали корейских детей английские, американские самолёты.
Завтра утром увижу Пхеньян, о котором Моника Фелтон пишет так:
«…Американцы сбрасывали свой смертоносный груз каждые 15 минут… Зажигательные бомбы, затем напалм, взрывчатые вещества и бомбы замедленного действия… Развалины возвышались огромной грудой, балки и столбы лежали на дверных рамах и перекрытиях, а иногда здания были разрушены до такой степени, что их обломки казались галькой, выброшенной приливом на морской берег…»
Летит самолёт курсом к рассвету. Поднимается в синей дымке солнце, осторожно гладит лес и горы.
Выскользнул из-за облака встречный самолёт с иероглифами на сверкающей поверхности. Лётчики здороваются: самолёты качнули крыльями.
– Это уже Корея! – говорит бортпроводница.
И почти сразу внизу потянулись рисовые поля, залитые водой, отделённые друг от друга узкими бортиками-тропинками. Стеклянным блеском вспыхивает на солнце вода, кажется – лежит на земле огромная парниковая рама.
Сверкает внизу удивительно зелёная речка; светлые здания по берегам; заросшие зелёные острова. Это Тэдонган – река Пхеньяна.
Сейчас я увижу Корею такой, какой я видела, представляла её всю эту ночь. Всё, что я передумала, колотится у меня в груди. И я боюсь, потому что не знаю, где взять слова, которыми можно сказать всё это. Как ответить на слова о мире и братстве, которые я услышу сейчас?
Всё было не так, как я думала. Не было разрушенного Пхеньяна, виденного Моникой Фелтон пять лет назад, а был шумный, солнечный город, полный жизни, зелени и подъёмных кранов. Не было ни речей, ни приветствий, ни громких слов о мире и дружбе.
Был маленький деревянный ресторанчик, в который прямо с аэродрома привезли меня поэты Кореи. Кажется, он назывался «Дом голубей» или «Голубятня» и стоял у самой реки. Его деревянные стены выкрашены голубой краской, и это было бы, пожалуй, сентиментально, если бы у самых этих стен не плескалась широкая, глубокая зелёная река, которую я видела с самолёта. Впрочем, не все стены деревянные. Одна из них, та, что выходит к реке, сплошь из стекла, она раздвинута в стороны, и от речного ветра шевелятся углы скатерти и цветы на низеньком столе. Этот речной ветер пахнет морем, потому что река, с которой он прилетел, дважды в сутки мелеет и вновь разливается от морских приливов: море близко. Вот и сейчас на реке час прилива, и она дышит полной грудью, и при каждом глубоком её вздохе поднимаются лёгкие волны и весело шлёпаются о стену, почти рядом со мной. Проплывает мимо маленькая носатая лодка, а над ней, словно крыло нетопыря, качается на бамбуковых шестах серый перепончатый парус. Протянуть руку – и можно потрогать это серое мягкое крыло. Но волны Тэдонгана в час прилива стремительны и непокорны – лодка летит дальше, навстречу солнцу. За Тэдонганом высятся сопки. Сколько их видела я потом! Но это были мои первые сопки, и я решила тогда, что они – самые красивые на всей корейской земле. А на сопках лес, облака над ними и синее-синее небо.