Сочинение, не сданное на проверку - стр. 15
Конечно, приятно первое пробуждение инстинкта называть любовью. Приятно. Но приятно это для Сашки- школяра, Сашки – восьмиклассника, а не для Сашки – студента.
Да, она была любовью. Это мое увлечение Тамаркой, было первой любовью. Но ведь мы с ней даже ни одного свидания не назначили, ни разу не поцеловались. Вот какая любовь. Платоническая.
Но и следующая тоже в своем роде будет первой.
***
Все еще под впечатлением своего нового стихотворения. (см. в конце тетради.) Думаю, еще немного поработать над ним, и будет оно складнее. Сегодня целых два часа сидел над ним. Вот глупец. А завтра две контрольные, физика и математика. Готовиться бы надо, а я стихи пишу. Но не мог не писать. Я его посвятил Л. (Лысенко Людке) и ее безумно- прелестно- большим глазам, и бездонным, в которых я утонул и влюбился в них.
О, эти очи! Они все передо мной! Такие вопрошающие и удивленные. Но только чуть-чуть, и оттого еще прекраснее. Мы, наши глаза, познакомились во время дежурства моего. И теперь каждый день здороваемся и прощаемся одними лишь взглядами. Какое это блаженство, смотреть в ее глаза и какую-то долю секунды ласкать их свои приветливым взглядом.
Я помню тот миг, когда первый раз окунулся в них, утонул, захлебнулся безмерным счастьем. И дрогнуло сердце, и душа наполнилось блаженством.
А теперь от хорошей новости к плохой. У меня стало одним другом меньше. Но это не беда. У меня сейчас в техникуме много новых знакомых и на два друга стало больше. Вот так – одним меньше, но двум больше.
Мне его жалко. И он потом пожалеет о том, что наше сотрудничество в области писательства, литературы и стихосложения прекратилось. Он писал стихи, но исключительно под Есенина и под Маяковского с этакой северной романтикой. Взял где-то книжку Есенина, начитался, влюбился, наверно, и давай строчить.
Его первые стихи я прочитал перед колхозом. Похвалил. Он принял это, как должное и зазнался. Это сейчас, а первое время, когда я приехал из колхоза, он забегал ко мне и мы спорили. Потом мне стало некогда, навалилась учеба, недели две не виделись. Он, наверно, чуял, что стоит на ступеньку выше своих Вовки и Серьги (его близкие друзья, мои враги). Они простые парни, ничем не увлекаются. Он чувствовал, ему среди них нет равных.
А забыл, у кого он этому всему научился. Забыл, кто его учил мыслить, спорить, любить стихи, литературу. Забыл, кто его вытаскивал из того тупого равнодушия и безделья, которым обросли его друзья и он сам. Забыл, кто его научил читать сначала фантастику, затем философию. И он наверно решил, что перерос своего учителя. И, если это правда, если он действительно противником достойным меня, я буду очень рад, что днём мыслящим, думающим человеком на земле стало больше, а если нет, то пусть пеняет на себя и переходит к самовоспитанию, что очень нелегко. По себе знаю. И если получится у него без мое помощи стать моим соперником в литературе, то это хорошо. Будем спорить. В споре рождается истина.