Собрание сочинений. Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы - стр. 48

В этот день, когда Фурзд съездил к Гардисте, Террап именно наслаждался несуществующим. Наслаждался и по-своему раздумывал, забыв о государственных делах. Он вспомнил слова Вагилида о том, что несуществующие, хотя и внешне выглядят так, как будто они есть, сами находятся в состоянии внутреннего небытия. Террап, не торопясь, поедал, думая об этом состоянии, причем на редкость медленно, как думала бы, например, о небытии какая-нибудь рептилия. И все равно он ничего в этом не мог понять. Для него достаточно было, что сами несуществующие принимали себя за несуществующих.

Вообще Террап давно мечтал четвертовать этого Вагилида. Во-первых, он, Вагилид, считает, что действительно создан по образу и подобию Божьему. Это само по себе чудовищное преступление, полагал Террап, и не только он один, ибо:

а) о Боге в понимании доисторических запрещено было даже упоминать;

б) говоря так, Вагилид ставил себя в исключительное, верховное положение по отношению к обществу.

Этих двух пунктов достаточно, чтоб четвертовать. Но Фурзд взял Вагилида под свою абсолютную защиту из-за каких-то своих соображений. А с Фурздом Террап не мог не считаться.

Террап ел, ел, и вскоре его мысли оказались поглощены вопросом: возможно ли обойти власть Фурзда? И к концу обеда решил, что это никак невозможно. Окончив трапезу, Террап с отвращением подумал о том, что теперь ему необходимо заняться государственными делами. Предстояло подписать несколько указов, подготовленных ведомствами по здравоохранению, и к тому же ряд указов, касающихся наук, а также черной магии. Все это было сложно, но неизбежно.

Террап прошел в свой главный рабочий кабинет. По стенам – два аквариума, разная аппаратура и гигантский рабочий стол. Террап стал копаться в приготовленных для него бумагах.

Сразу, не раздумывая, подписал указ о черной магии. Закончив срочные дела, Террап обнаружил небольшой доклад, точнее, донос о непредсказуемом росте злобности населения по причине краткости жизни. Этот доклад поставил в тупик Террапа, так что он даже вспотел. Он знал и по другим источникам, что злобность увеличивается, растет себе и растет. Но он не понимал, почему причиной была именно краткость жизни, хотя в разных докладах было показано, почему раньше это меньше задевало чувства людей, а именно в данный период стало приводить к душевному взрыву. Лишь один докладчик писал, что это явление необъяснимо.

Для Террапа «необъяснимо» было другое: почему вообще краткость жизни может приводить людей, толпу в ярость. Особенно раздражали его те места, где говорилось, что в людях существует некое внутреннее чувство, что их жизнь ненормально короткая, не надо даже сравнивать, например, теперешнюю продолжительность жизни человека с течением жизни животных или других существ, включая доисторических людей. Самого Террапа, конечно, продолжали пичкать всякими средствами, но в принципе он полагал, что в любом случае продолжительность жизни объективно достаточна. «Почему же доисторические жили меньше слонов или воронов и не бунтовали, а мы живем чуть побольше кошек и вопим? – настороженно рассуждал он, шепча: – И потом, как сравнить жизнь доисторического слона, которого сейчас нет, с течением времени у нас. Время-то течет иначе, по-иному».