Собор Парижской Богоматери. Париж (сборник) - стр. 100

– Молчать!

Но так как котел и сковородка не слушались его, то он соскочил с бочки, одним ударом ноги отбросил котел шагов на десять от ребенка, а другой ногой опрокинул сковородку, все сало с которой пролилось в огонь. Затем он важно взобрался на свой трон и уселся, не обращая внимания на прерывистые всхлипывания мальчика и ворчание старухи, ужин которой улетел вместе с густым дымом.

По знаку Труйльфу герцог цыганский, император галилейский, святоши и высшие члены королевства встали полукругом вокруг Гренгуара, которого продолжали держать трое нищих. Окружавшие поэта люди были в лохмотьях и мишурных украшениях, с дрожащими от пьянства ногами, тусклыми глазами и тупыми, безжизненными лицами. Они держали в руках вилы и топоры. Во главе этого чудовищного «круглого стола» восседал на своем троне Труйльфу, как дож в сенате, как Папа на конклаве, как король среди своих пэров. Он господствовал над всеми, был выше всех, и не потому только, что сидел на бочке. В выражении его лица было что-то свирепое, надменное и грозное, придававшее блеск его глазам и смягчавшее его животный тип. Он казался вепрем среди свиней.

– Слушай, – сказал он Гренгуару, поглаживая уродливый подбородок мозолистой рукой. – Я не вижу ничего такого, что мешало бы мне повесить тебя. Положим, это как будто не нравится тебе, но что же тут мудреного? Вы, горожане, не привыкли к этому и потому воображаете, что это уж невесть что. Но мы вовсе не желаем тебе зла, и, если хочешь, я дам тебе возможность выпутаться из беды. Согласен ты присоединиться к нам?

Нетрудно представить себе, как подействовало это предложение на Гренгуара, потерявшего уже всякую надежду спасти свою жизнь. Он с восторгом ухватился за него.

– Согласен… конечно… с удовольствием, – отвечал он.

– Желаешь ты вступить в воровскую шайку?

– В воровскую? Конечно!

– Признаешь ты себя членом вольной буржуазии? – продолжал тунский король.

– Да, я признаю себя членом вольной буржуазии.

– Подданным королевства арго?

– Королевства арго.

– Бродягой?

– Бродягой.

– От всей души?

– От всей души.

– Должен, впрочем, предупредить тебя, – сказал король, – что в конце концов тебя все-таки повесят.

– Господи помилуй! – воскликнул поэт.

– Только немножко позднее, – невозмутимо продолжал Клопен, – с большей церемонией, повесят честные люди, на красивой каменной виселице и на счет славного города Парижа. Это может служить тебе утешением.

– Да… конечно, – согласился Гренгуар.

– Ты будешь пользоваться и другими преимуществами. Как члену вольной буржуазии тебе не придется платить обязательных для всех парижан налогов: в пользу бедных, на очистку города и освещение улиц.