Собор Парижской Богоматери (адаптированный пересказ) - стр. 30

– Что это такое, сестрица? – спросила Агнеса, глядя на странного подкидыша. – Неужели младенец?

– Близок конец света, если стали рождаться такие дети! – воскликнула Жеанна.

– Это обезьяна, – сказала Гошера.

– Это знамение, – покачала головой Генриетта.

– Ну и урод! По-моему, его следует бросить в воду или в огонь, – вставила Жеанна.

– Такого, наверное, никто не возьмет, – предположила Генриетта.

– Бедные кормилицы приюта для подкидышей! – воскликнула Агнеса. – Ведь им придется кормить это маленькое чудовище! Я предпочла бы дать грудь вампиру.

– Как вы наивны, сестра Агнеса! – с издевкой возразила Жеанна. – Маленькому уроду уже года четыре, не меньше! Зачем ему ваша грудь? Ему бы сейчас кусок жаркого с подливкой!

Маленькое чудовище напоминало угловатый, подвижный комочек, втиснутый в холщовый мешок. Снаружи торчала на удивление безобразная голова с копной рыжих волос, одним глазом и перекошенным ртом. Из глаза урода текли слезы, рот кривился в истошном крике, зубы впивались в грубую ткань, а тело извивалось в мешке.

Толпа потрясенных зрителей все росла и росла. Среди них появилась красавица Алоиза де Гонделорье, богатая и еще довольно молодая женщина. Она держала за руку очаровательную светловолосую девочку лет шести – свою единственную дочь Флер-де-Лис. Девочка, разодетая в шелк и бархат, водя хорошеньким пальчиком по прибитой к яслям доске, с трудом разобрала на ней надпись «Подкидыши».

– Я думала, сюда кладут только детей! – проговорила госпожа Гонделорье и отвернулась с нескрываемым отвращением.

Впрочем, прежде, чем отойти от паперти, молодая дама бросила в чашу для пожертвований серебряный флорин, мелодично звякнувший среди медных монет.

Минуту спустя возле собора показался Робер Мистриколь, королевский нотариус.

– Господин нотариус! – обратилась к нему Гошера. – Как вы думаете, что предвещает этот подкидыш?

– Величайшие бедствия, – ответил Мистриколь, не задумываясь.

– Было бы гораздо лучше, – воскликнула Жеанна, – если бы этого маленького колдуна бросили не в ясли, а на вязанку хвороста.

– Отродье дьявола, – заключила Агнеса. – Такого нельзя оставлять в живых. Он никому не нужен.

К рассуждениям монахинь уже несколько минут прислушивался стоявший поодаль молодой священник. У него был высокий лоб, задумчивый взгляд и суровое выражение лица. Он молча прошел сквозь толпу, взглянул на подкидыша и простер над ним руку.

– Я усыновляю этого ребенка, – сказал священник, поднял маленького уродца на руки и завернул в свою сутану.

Присутствующие проводили его недоумевающими взглядами.