Собирание игры. Книга четвёртая. У Запретных Врат - стр. 40
«Люди ведь слабы и греховны – думала она – И этот «ком неразгаданного, несоединимого и невыразимого» – он такой же как в эпоху этих Гераклита и Зенона… Может и больше… Но почему он втягивает в себя, в свой «ад», невинных? Через беды и горе следует учить терпению и прощению? От века? И подставить «вторую щёку»? Путанная, дёрганная современная жизнь!.. Уязвлённость! Кротовинушки и кроличьи норы… Хм, кто-то сказал, что если некто способен написать книгу, но не делает этого, он подобен тому, кто теряет сына… «Некто»? Ха! И где эти «сыновья», что прочтут? Эх, Мотя! Эх, Алекс! Да и самоуважение – хорошая прибавка к теряемым физическим силам… Даа… Неразвитость души… Вот бич этих «читателей»… Казалось бы, что от этих… «пустых» голов можно ожидать особой восприимчивости… Ха! Ничего подобного! У кого не болит, того не беспокоит…»
«Мы все тут, однако, говорим (да уж и думаем!) слишком афористично… То ли уже своими мыслями, то ли чужими… мыслями и словами…» – думал Андрей. Им с Верой достаточно было бросить взгляд друг на друга, чтобы прочесть мысли друг друга… Что другого – хоть… Платона, хоть Ньютона… Тоном ниже, да пожиже они «зазанозились» в их образованных головушках… В сердцах уже «запеклись»… Да «что ему Гекуба?» Ему, человеку «от сохи»… «Природному», цельному… Тому, кто не знает никакие «точки Алефа» и «точки G»… Чьё это вот: «Творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых»… Он – Платон… Эх, парень! Не проживёшь здравомыслием… И неистовством не исцелишься – истратишься! Человек ведь – системное безумие в системном хаосе»…
То ли Андрей Петрович тихо проговорил последние слова, то ли весь разговор вообще был слышен в соседней зале – столовой, где Игорь, Ирина и Сергей накрывали «лёгкий вечерний фуршет». Однако, судя по тому, что Игорь, художник и тоже поэтому чуть визионер, отреагировал прицельно в мысли Андрея и Веры, следовало предположить, что «залез-таки в голову»… Да и Ирина и Сергей тоже мастера по этой части…
– Дааа… Ван-Гог… Моцарт… Их феномены… Гения, у которого быт – один, тот самый, приземлено-природный… А Дух – другой! Совсем! – неторопливо начал формулировать свою «точку» (Алефа?) Игорь. Его глубоко посаженные глаза и тёмная борода не сразу «открывали» его лицо и его мысли о «точках». – Прежде приобщение (глубокое!) к высшим духовным ценностям культуры! А уж затем – мировоззренческие, философские глубины…, топи… Да, да! Уж, извините, господа философы, но в искусстве – вся космология, космогония!
«Что «выгоним» – то и выпьем – подумал Матвей Софьин, поглядывая на манящий хрусталь бокалов в обеденной зале. – «Гонишь», парень… Прекраснодушничаешь-с! Исповедальность эту нашу, русскую, хочешь превознести… Ну-ну, в наших «степанчиковых сёлах» это после третьей бутылки самогона завсегда было… В замесах с вопросами «уважаешь?» и «где справедливость?»… Вслух сказал: