Собеседники. Ближним и дальним - стр. 19
Если прежде героиня ощущала себя существом монолитно-непротиворечивым, то теперь она впервые переживает болезненный разлад души и плоти, житейских целей и духовных устремлений.
Она как будто охвачена недугом взыскательного самоусмирения. Раздумья героини о своей женской судьбе на сей раз неординарны, ибо лишены эгоистического начала. На этой теме спотыкаются многие поэтессы, не имея сил уйти от вульгарной предметности. Татьяна Батурина ныне легко её минует. От ликующего, домашнего гимна материнству («Когда миновало…») она уходит в почти беззвучные жалобы, где, конечно же, не случайно отсутствует личность мужчины. Героиню уже волнует, не «где и с кем», а была ли и была ли истинна, «настояща» её любовь. В немногих любовных стихотворениях нет ни обстоятельств встреч, ни внешности, характера, обидных либо чарующих высказываний избранника. Чисто индивидуальные оценки интимного чувства («не любима, не узнана», «люблю как болею») подавляются объективным утверждением его всеобщности и всеохватности: «Любовь одна способница творить…»
Как дар, как благословение Божие любовь не может быть всего лишь крохотным островком в огромном море неприязни. Героине хочется научиться любить весь мир, и незримая «стена» обступает её всякий раз, когда ей случается убедиться в тщете своих усилий…
Здесь очень явственно стремление автора к фильтрации сугубо частных (не личных) переживаний. Но тем неожиданнее на этом нейтральном фоне звучит мольба героини о «Божьей милости даровать…» «…хоть под старость семейного рая».
Непредсказуемость женской души… Вот такие обмолвки наталкивают на мысль, что героиня, при всей её суровости и объективности, не оставляет мечты о личном счастье. Она от него и не отказывалась, просто ныне у героини изменились требования…
Как автор книги «Русь Господня» Татьяна Батурина, безусловно, выпадает из круга волгоградских поэтов-традиционалистов. У неё традиция другая. Она открыто и сознательно посвящает свою лиру православию, обращаясь к истокам русской духовной поэзии. Откровения Владимира Соловьёва, в некоторой степени – «старшего» символиста Вячеслава Иванова, страстотерпца Даниила Андреева утверждали (и, хочется думать, продолжают утверждать) право человека на сокровенный диалог со Всевышним… средствами поэзии. О том, что такое право и ныне утверждать необходимо, говорить излишне; чистота и святость Слова уже давно, увы, подвергнуты сомнению. В конце XX столетия более неразрешимой, чем когда-либо, остаётся проблема Божественного происхождения творческого дара и его низменного воплощения. Т. Батуриной, видимо, нестерпимо осознавать, что вдохновенный глагол в наши дни чаще служит прельщению, нежели духу, духовности. На наш взгляд, её действительно глубоко задевает «вопрос вопросов» русской духовной словесности: как отличить истинное слово от его подделки?