Собаки и другие люди - стр. 8
Ближайшие, в ста километрах от нас обитавшие врачи решили для себя, что нашей деревни нет в природе, с тех пор как по пути сюда развалились на части одна за другой три машины «Скорой помощи». Борт с красным крестом не первый год украшал нашу просёлочную, в нереальных ямах и удивительных колдобинах дорогу. Весной и осенью её покрывали огромные лужи, глубина которых познавалась только опытным путём. Зимой дорога была завалена снегом, и сугробы по обочинам доходили до лобового стекла автомобиля.
Летом же Алёшкиной матери становилось лучше – и о враче она забывала, потому что солила огурцы и помидоры, которые откуда-то приносил Алёшка, уверяя, что его угостили.
Но с приходом холодов Алёшкина мать снова начинала ждать лекаря.
Лёжа на кровати, изо дня в день она репетировала рассказ о том, что, как и когда у неё болит, а потом пыталась вообразить, сколько красивых, новых и необычных лекарств ей выпишет молодой и отзывчивый врач, часть которых он сразу же привезёт в огромной ароматной аптечке.
…Шмель не смог открыть дверь в Алёшкин дом по той простой причине, что ручки у неё не было, да и петель тоже.
Выходя, Алёшка приподнимал дверь и выносил её немного в сторону, а затем возвращал на место.
Некоторое время Шмель ходил вокруг этого, самого бедного в деревне дома.
Несколько раз он с глухом стуком прислонял нос к густо замороженному стеклу – в надежде, что его заметят изнутри.
Алёшка давно уже крепко спал, сидя за столом.
Мать его дремала под треск радиоточки, пока настойчивый шум во дворе не разбудил её.
– Врач, – сказала она вмиг посветлевшим голосом.
– Ночная новогодняя смена, – пояснила она спящему Алёшке совершенно серьёзно.
Лежавшим возле кровати костылём она растолкала сына.
– Сынок, сынок, сынок, – повторяла она торопливо. – Врач приехал.
Чертыхаясь и шаря руками на ощупь, забыв, где заснул, Алёшка поднялся и некоторое время стоял, растопырив руки.
Сообразив, наконец, куда надо сделать шаг, чтоб включить единственную на их дом лампочку, он ещё с минуту перетаптывался в слабом свете, слушая жалобное щебетанье матери.
Наконец, вынес дверь – и во тьме увидел щенка, которого так долго топил; только щенок этот вырос и стал огромен.
Шмель пихнул мохнатой башкой Алёшку – и тот упал, как скошенный.
Торопясь войти, Шмель наступил Алёшке на живот, на голову, и ещё куда-то.
Преодолев досадное препятствие, Шмель не раздумывая запрыгнул к Алёшкиной матери на старый диван, снеся по дороге табуретку с просроченными лекарствами.
Заняв место у стены, он смотрел на Алёшкину мать в упор.
Мощный его хвост мерно ударял о стену.