Собаки и другие люди - стр. 4
– Прокурор сказал: этой породе положено расти на воле.
– Прокурору видней, – согласился я. – Кого на привязи держать, кого на воле.
У нас была хорошая деревня, хоть все названные и не слишком дружили друг с другом.
Остальные её жители наезжали время от времени, чаще всего летом и на большие праздники. Мы же тут находились всегда.
Лес вокруг нас стоял сосновый, строгий, тёмный.
В лесу жили звери. Зверей было много больше, чем нас.
Мы были уверены, что живём на краю заповедника. В свою очередь, звери могли думать, что обитатели заповедника – это мы.
Чёрными вечерами большой лось выходил на другой берег маленькой лесной речки, протекающей по самому краю нашей деревни, и смотрел, как подрагивают редкие огоньки в нескольких окнах.
За год Шмель вымахал в огромного пса, а к двум был выше всякой встречной собаки самых крупных пород.
Шмель любил всё живое вокруг, даже котов.
К другим собакам у него не имелось никаких претензий, а при случае он был не прочь подурачиться с ними.
Но более всего его тянуло к людям.
Он источал нежность, изнемогая от желания познакомиться или возобновить прежнюю мимолётную дружбу. Все без исключения деревенские обитатели были для него желанными товарищами.
Под самый конец декабря в том году на небе как мешок развязался: снег валил лохматыми хлопьями.
В первое январское утро я едва смог открыть дверь. Крыльцо, перила, двор, крыши построек были пышно укутаны.
Шмель беспробудно спал посреди двора – вольера для него у нас ещё не было.
Сам он, однако, был жарок настолько, что снег на нём истаивал, и лишь слабая изморозь тлела на щеках, а бока припорошённо серебрились.
Мы вытоптали с детьми несколько необходимых нам тропок. Загнав сыновей на крышу сарая, я скомандовал хоть немного разгрести там – а то крыша не выдержит тяжести.
Но только они вошли в раж – снег с утроенной силой посыпал снова: рукой махнёшь в воздухе – и по пути готовый и крепкий снежок набираешь.
– Отбой, – скомандовал я.
Шмель продолжал спать.
Видно, решили мы, в новогоднюю ночь было слишком шумно. Нахватавшийся впечатлений пёс видел во сне звёзды, бегущие врассыпную от весёлого грохота, и еле заметно трепетал хвостом.
…На другое утро я застал Шмеля в том же виде. Пёс безмятежно похрапывал, но я всё равно растолкал его, чтобы проверить, в порядке ли он. Шмель тут же принялся целовать меня, а следом и всех остальных.
Но третий день он тоже, в целом, проспал.
А потом – четвёртый и пятый. И на шестой тоже едва нёс на прогулке огромную башку.
Разгадку его беспробудной январской неги нам ещё предстояло узнать.