Сны Флобера - стр. 37
– Феликс, послушай, кончай хлеб травить!
Орест с удивлением обернулся. Он почти угадал имя этого парня, правда, ему послышалось «Феникс, ослиные уши». Кто-то вновь повторил:
– Проходим Ослиные Уши!
Это были две большие скалы, торчащие из воды, как уши, потому так и названные. Феликс отошёл от борта катера и, покачиваясь, двинулся к группе ребят в военных кепках, сидящих на рюкзаках. Они курили, смеялись. Один паренёк размахивал уздечкой.
– Будешь яблоко? – спросила Марго.
– Буду!
Они грызли одно на двоих яблоко, уставившись на море. По левому борту проходили острова, окутанные туманом.
– Ты знаешь, на одном из этих островов в восьмом веке стояла одна из пяти столиц бохайского царства, три столетия просуществовало царство, от высокой культуры ничего не осталось. Был такой Тайтэй, поэт, ученый… кое-какие стихи должны были бы сохраниться в Японии, ведь он участвовал в поэтических турнирах, – рассказывала Марго.
– Хоть имя сохранилось… – сказал Орест, слушая вполуха.
– Если ты решишь уйти от меня, скажи, хорошо? – вдруг сказала Марго.
– Разумеется, – ответил Орест, надкусив яблоко. Он даже не обратил внимания на неожиданную смену темы разговора.
Марго заранее готовила себя к неизбежному расставанию, сознательно выстраивала дистанцию. Пока на него никто не покушался, она тяготилась его присутствием; но стоило появиться сопернице, как в ней вспыхивала ревность.
Дни, проведённые на острове, были наполнены счастьем. Это пугало. Нельзя быть такой счастливой! Лучше иметь крохи радости. Марго не хотела подбирать их с чужого стола, всем сердцем она стремилась к полноте, избыточности, когда каждая деталь или пустяк наполняются невыразимым предчувствием, – вот почему, наверное, она сохраняла в своей шкатулке все эти бессмысленные вещицы.
– Смотри, рыба купается, выныривает из волн! – завопил Орест, как ребёнок, и вытянул руку.
– Какая красивая рука, узкая, длинные пальцы!
Это мальчишество, эта непосредственность, этот жест отчётливо нарисовались в её памяти. Она хотела присвоить один только его жест, упрятать его в свою заветную шкатулку и вынимать время от времени. Кинокамера помогала ей коллекционировать немало таких жестов. Как называется это – безумие, любовь, счастье?
– Селёдка или пиленгас, – предположил небритый пассажир с папиросой в жёлтых зубах, видимо, островитянин.
Марго загрустила на катере. В том то и дело, что она не могла родить. Она ожидала услышать, что он никогда не оставит её, но вместо предполагаемого ответа… Она была готова разрыдаться. Его фраза «если сможешь» была убийственной. «Нет, он просто неотёсанный, я сама виновата, не надо провоцировать, знай впредь».