Сны души. Сказания душ. Книга первая - стр. 21
Среднестатистический уровень выживания в подобной тюрьме колебался от пары минут до пары недель. Всё зависело от того, что ты умеешь делать, насколько ты силён и насколько зверская у тебя душа. Самый длинный период пребывания гарантировал счастливчику быструю и не мучительную смерть, в том случае если он решит сдать свои полномочия.
Именно об этом сейчас и думал, сидевший в тёмном углу, мужчина огромных размеров. Это был богатырь с абсолютно белым цветом кожи, ростом 198 сантиметров, и весом 165 килограммов, со слегка заросшей, а некогда абсолютно лысой головой и огромным количеством шрамов по всему телу. На правом плече у него красовалась татуировка – огромной волчьей морды, на фоне немецкой свастики. Его звали Вервольф.
Судьба готовила этому человеку прекрасное будущее. Он родился в семье военных. Отец – доблестный генерал, прошедший путь от сына полка в Отечественную войну до звания командующего Воздушно-десантных войск. Мать – эмигрантка из Германии, майор медицинской службы, потерявшая всех своих близких ещё в младенчестве. Её тётка, прихватив девочку с собой, эмигрировала в СССР ещё до начала войны.
Родители Вервольфа познакомились случайно оказавшись в одном вагоне, который вёз их в одну и ту же воинскую часть. Их любовь была подобна вспышке сверхновой звезды – моментальной и сильной. Любовь с первого взгляда. Они не стеснялись её и вскоре создали семью.
И хотя семья очень часто переезжала, мальчик получил прекрасное образование, закончил с отличием Высшее военное училище. Но на этом всё и закончилось. Провидение отвернулось от него и его судьба уже ему не принадлежала. Его, как молодого и подающего надежды офицера, отправили в Афганистан. Именно там, на той забытой Богом высоте, он и потерял последнюю, а может, и первую веру в справедливость, честь, доблесть, в ту идею, за которую его отправили сражаться его командиры. Там же он потерял и весь свой взвод, и был подобран смертельно раненым почти без признаков жизни. Всех остальных, кто был ещё жив, моджахеды перерезали, а с ним даже возиться не стали. Он провёл в госпитале полгода, пока его раны не зажили, затем ещё шесть лет в психиатрической клинике. Его лечили от так называемого «афганского синдрома». По ночам он вскакивал от звуков выстрелов, разрывов снарядов, которые слышал только он, начинал ползать по полу, ища свой автомат, кричал, ругался. Ему всё время казалось, что душманы рядом, что они наступают, атакуют его позицию. Он стреляет по ним, но не может попасть, хотя они уже совсем близко от него. Он слышал вопли и стоны своих умирающих товарищей, своих подчинённых, и от этого ему становилось ещё хуже, а именно от той беспомощности, которую он испытывал в момент их гибели. Эти кошмары посещали его каждый день, он сошёл с ума, и что самое странное, он знал об этом. Он мог целыми часами рассказывать об этих ужасах самому себе или тем, кто к нему приходил, сидя на корточках в своей одиночной камере. Психоз просто убивал его. Родители, навещавшие его поначалу каждую неделю, просто перестали приходить. Он не узнавал их, начинал кидаться на стены, бил себя по щекам, кричал на них, чтобы они убирались в свой кишлак, он принимал их за «духов», так же как и всех остальных. Врачи разводили руками, отказывались с ним работать. Да и работа с таким огромных размеров мужчиной требовала очень серьёзных мер предосторожности, сил и терпения. Так продолжалось два года…