Снова домой - стр. 11
– Если кто-нибудь узнает обо всем этом – хоть одна живая душа, – я через суд предъявлю вашей больнице такой огромный иск, что ей вовек не расплатиться. Вы меня поняли, док?
– Мистер Демарко, будьте рассудительны. Вас доставили сюда с голливудской вечеринки. Многие люди видели, как вас привезли.
– Никто не должен узнать, что мне требуется новое сердце. Делайте что угодно для этого.
Джерлен пристально посмотрел на него, нахмурился.
– У вас странные представления о том, что важно, а…
– Да, именно так. А теперь убирайтесь из моей палаты.
Доктор Джерлен покачал головой и, не сказав больше ни слова, направился к двери. Взявшись за ручку, он обернулся, внимательно, с явным беспокойством, посмотрел на Энджела и вышел. Дверь закрылась, издав неприятный металлический звук.
Наступила тишина: она словно обволокла голые стены и крапчатый линолеум. Монитор продолжал мерно попискивать.
Энджел уставился на закрытую дверь, чувствуя, как кровь циркулирует по сосудам тела, бьется в висках, как старая изношенная сердечная мышца гонит и гонит кровь. Пальцы его похолодели, стали совсем ледяными, при этом дышать стало труднее.
Трансплантация сердца.
Хотелось отделаться от всего этого, как от глупого недоразумения, сказать себе, что волей случая он оказался в заштатной больнице, где паникер-врач наговорил ему кучу всяких нелепостей. Отчасти он верил, что так оно и есть. Но в глубине души, там, где постоянно обитал страх, где-то в темных извилинах его души, куда не могли добраться даже вино и наркотики, Энджел знал иное.
Трансплантация сердца.
Слова эти, помимо его желания, звучали в голове вновь и вновь.
Трансплантациясердцатрансплантациясердца сердцатрансплантация… Они хотят вырезать у него его сердце.
Кровь разносила лекарства по всему телу, давая некоторое облегчение. Ему трудно было лежать с открытыми глазами, тело казалось тяжелым, неподатливым. Сознание то покидало его, то возвращалось – со скоростью тиканья часов.
Домой. Они отсылали его домой.
Энджел старался не думать об этом, однако воспоминания сами собой приходили в голову. Под рукой не было ни спиртного, ни таблеток, не было женщины, которая хоть на время отвлекла бы его от тяжелых мыслей. А без наркотиков, без этой надежной защиты, он чувствовал себя страшно уязвимым. Энджел прикрыл глаза – и постепенно больничный запах вытеснился другим: ароматным, с привкусом дождя и прибрежного ветра. Энджел перестал слышать тиканье монитора – в ушах нарастало громкое урчание двигателя…
Ему вновь было семнадцать лет. Он мчался на мотоцикле марки «Харлей-Дэвидсон», за который когда-то ему пришлось продать душу. Двигатель, пофыркивая, мелко вибрировал. Энджел мчался и мчался, не представляя, куда именно направляется. Наконец он затормозил у запрещающего знака. На высоко поднятом над землей щите было написано: «Вагонвилл-Эстейт. Стоянка трейлеров».