Снежная слепота - стр. 54
Сказав это, старый Бисаун выразительно поднял брови, чтобы было ясно, что ему и самому не доставляет никакого удовольствия снова объяснять новичку прописные истины, которые тому следовало бы запомнить с первого раза.
– Старик, – поставив локоть на стол, Харп подался вперед, – свою долю имущества из того, что было при мне, ты уже получил.
– Нет! – протестующе поднял руку Бисаун. – Себе лично я не взял ничего! Все перешло в общую собственность!
– Называй это, как хочешь, – недовольно скривился Харп. – Но из того, что я притащил сегодня, ты не получишь ничего. Я все оставляю себе.
Раскрыв горловину мешка, он начал не спеша складывать в него разложенные на столе вещи.
– Ты имеешь на это право. – Старик позаботился о том, чтобы голос его едва заметно вибрировал от праведного негодования, которое он старательно сдерживал. – Но скажи мне, зачем тебе еще три пары снегоступов? Или три лишние шапки?
Харп рывком затянул мешок и кинул его на свободный табурет.
– Я в вашем мире недавно, – сказал он, посмотрев на Бисауна. – Но уже успел заметить, что здесь любая железка или даже обрывок веревки имеют свою цену. А уж новые снегоступы, шапку, нож или солнцезащитные очки я всегда сумею обменять на что-нибудь дельное. А может… – Харп с насмешкой глянул на раненого, молча наблюдавшего за всем происходящим. – Может, откуплюсь этим добром от «снежных волков», когда они явятся сюда.
Раненый «снежный волк» только плотнее сжал губы, но, не поддаваясь на явную провокацию, не произнес ни слова.
Старый Бисаун только молча пожал плечами, давая понять, что не намерен каким-либо образом комментировать подобное заявление.
– Вот, возьми. – Марсал почти с испугом протянул Харпу один из принесенных им ножей, который он все это время машинально вертел в руках.
– Оставь себе, – махнул рукой Харп.
– Спасибо, – растерянно ответил Марсал и посмотрел на нож так, словно не знал, что с ним делать.
– Он тебе не нравится? – удивленно приподнял бровь Харп.
– Нет, что ты, нож отличный! – поспешил заверить Марсал. – Только…
Марсал умолк, не зная, как закончить начатую фразу.
– Марсал хочет сказать, что, даже если он оставит нож себе, его при первой же встрече отберут «снежные волки», – помог ему старый Бисаун.
– Марсал! – Харп с недоумением посмотрел на своего собеседника. – Ты же мужчина!
– Ну да… – как-то не очень уверенно согласился с таким утверждением Марсал.
– Никто не может отобрать у мужчины оружие до тех пор, пока он способен держать его в руке.
Харп и сам не знал, откуда взялась произнесенная им фраза. То, что она принадлежала не ему, – это точно. И совершенно никаких сомнений не вызывало у Харпа то, что она нисколько не соответствовала его собственной жизненной философии. Способность находить компромиссы Харп считал не менее, а может, и куда более важным достоинством разумного человека, чем умение защищать себя с помощью оружия. Он полагал, что два здравомыслящих человека, насколько бы сильно ни расходились их позиции по обсуждаемому вопросу, всегда способны найти взаимоприемлемое решение. Оружие же как последний довод необходимо только в том случае, когда приходится вести диалог с самодовольным болваном, не способным воспринимать другие аргументы. Должно быть, Харп где-то слышал фразу об оружии в руках мужчины или прочитал ее в своей прошлой жизни. Сейчас же он произнес ее лишь потому, что решил: именно нечто подобное, глубокомысленно-возвышенное, явно родившееся не в этом мире, где господствуют беспринципность и утилитарный рационализм самого низкого пошиба, может заставить Марсала поверить в себя и вернуть ему присутствие духа, которое он, судя по всему, давно потерял.