Снегурочка для властного миллиардера - стр. 31
Теперь я вспомнила, что означал звук, похожий на шелест. Так стираются файлы. Пока я ловила белку Бобби, Сережка залез в отцовский компьютер и стер ценную информацию. И стер так, что восстановить ее не получается!
- Я дал тебе полчаса на то, чтобы ты сама мне во всем призналась. Ты не воспользовалась моим предложением. Придется выбить это из тебя, и клянусь, выбирать методы я не намерен!
Мне было страшно. От всего озвученного, от ярости и ненависти во взгляде босса, смешанных с явным желанием отыметь меня прямо здесь, в кресле или на столе. Признание уже вертелось на моем языке. Я открыла рот, чтобы его озвучить… и замерла.
Вспомнила, как напрягался Сережка, когда говорил про кабинет отца, а также и о том, что нельзя ему туда заходить. Представила, что Максим устроит сыну, который итак готов за ласку и внимание отказаться от всех благ и подарков.
«Что, что сделать? – крутились в голове мысли. – С одной стороны, максимум что грозит мальчику, это наказание… Марине точно влетит, не доглядела… Но не так же сильно, как мне! Или… я просто успокаиваю себя?»
Казалось, какое мне дело до чужого ребенка, когда на горизонте маячит перспектива изнасилования, потери репутации и безденежья? Но в тот момент я почему-то ясно подняла одно: в обиду Сережку не дам. Даже его отцу. Ребенок не должен плакать. Снегурочка не должна сдавать его с потрохами. А наказание неминуемо…
- Я не знаю, о чем вы говорите!
Стоянов резко подошел ко мне, дернул за руку, заставляя встать во весь рост.
- Я все равно выясню, на кого ты работаешь! С минуты на минуту вся информация о тебе будет лежать на моем столе, и тогда пеняй на себя, Снегурочка…
- Я ни на кого не работаю, кроме вас в данный момент! И вы оскорбляете меня такими обвинениями!
- Не строй из себя дуру, девочка. Марина работает на меня пять лет, прислуга и того дольше. Ты не успела здесь появиться, как с моего компьютера исчезла важная информация!
- Надо было тщательнее ее защищать, значит!
Он был так близко. Нерушимый, как скала. Опасный. И в то же время – я не могла отрицать – безумно притягательный. Паника все нарастала, а вместе с тем сердце уже билось как-то иначе. С телом тоже не пойми, что творилось. Будто жаркие волны накатывали все выше и выше, пробуждая внутри то, чего там еще отродясь не было ни к одному представителю мужского рода.
Возможно, моя пожизненная позиция жертвы привела к такому защитному механизму: если много страха и давления – преврати его в удовольствие. А власть Максима Стоянова была запредельной, подминающей, не оставляющей выбора.