Снег и рубины - стр. 15
– Каков план? – Я вспоминаю про причину нашего прибытия сюда.
В ответ Мэнлиус многообещающе и жестоко ухмыляется.
– А ты ещё не поняла, моя девочка?
В алом свечении он кажется богом гнева и крови. А его золотистые глаза сияют как звёзды, разгоняя мрачный полумрак.
– Тебе нужна была Лайла, то есть Первая ведьма…
– Нет, Барбара. Мне нужна была лишь её кровь.
Мэнлиус вытаскивает из ножен кинжал, на котором запеклись капельки алой жидкости.
– Откуда на нём кровь Лайлы? – Удивиляюсь я, чувствуя идущий от лезвия запах возлюбленной Кирана. Она пахнет как вишня и самая звёздная ночь. Странное сочетание.
– Он был у тех, кто напал на неё и пытался выторговать у Кирана девушку в обмен на перстень Ночи. У крови её запах.
– Разве вы с ней встречались?
Ладно я – мы с ней часто виделись и её запах был мне знаком. Но Мэнлиус…
Если он видел Лайлу, то почему не схватил? Решил, что уже нет надобности?
– Пересеклись на мгновение, – хмыкает Мэнлиус, сверкнув глазами. – Но всё это уже не имеет значения, моя девочка. Сегодня я верну свободу Эсперу.
– Только младшему брату?
Мне показалокажетсясь, или я задаю слишком много вопросов?
– Другие могут смешать мне карты, – отвечает Первый, делая кинжалом надрез на своей ладони и капая кровь поочерёдно на каждый саркофаг. – Мы пробудим их, но чуть позже.
Красное свечение усиливается, и мне приходится зажмурить глаза, когда святилище прорезает яркая вспышка света. Магия шипит в воздухе, распечатывая саркофаги и позволяя Мэнлиусу отодвинуть крышку первого гроба, в котором покоится юноша с воткнутым в сердце деревянным колом. Его черные волосы разметаны по мрамору, а лицо кажется завораживающе прекрасным. В его чертах прослеживается что-то общее с Мэнлиусом, но в отличие от Первого Эспер выглядит гораздо более юным.
Я завороженно застызастываю подле саркофага, наблюдая за тем, как Мэнлиус выдергивает кол из сердца Эспера. А затем кожа юноши начинает обретать нормальный вид, переставая быть могильно-серой.
Кажется, проходят не секунды, а минуты, пока к древнему возвращается его тело. Наконец губы Эспера чуть приоткрываются, а ресницы подрагивают, позволяя распознать, что он больше не кажется окаменелым телом.
Мэнлиус, не сводя взгляда с брата, отбрасывает деревянный кол на пол, а затем говорит:
– С возвращением, брат.
Моё сердце бешено бьётся от осознания, что сейчас на моих глазах изменяется ход истории. Но я не успеваю до конца осмыслить всё происходящее – время на принятие данного факта заканчивается.
И в полутьме залитого алым светом святилища Эспер открывает глаза.