Смысл жизни человека: от истории к вечности - стр. 69
Счастье как высшая цель жизненных устремлений не объясняет специфики именно человеческой жизни, ибо инстинкт, например, как регулирующее начало, более эффективен, безошибочен, считал А.Шопенгауэр. Природа, стало быть, должна была бы остановиться на нем, «желая счастья» человеку. Он же отметил тот факт, что страдательное начало в истории человечества превосходит «счастливое», и человек становится против логики эвдемонистов, только еще более несчастным. Хорошо же это «руководительное начало» – счастье!
Счастье, по Канту, в силу своей «материальности», условности не может мыслиться как законодательный принцип, основоположение в нравственной сфере, ибо нейтрально, необязательно по отношению к ней: можно быть счастливым и безнравственным и, напротив, нравственным и несчастным. Нравственное начало – объективно, счастье, его понимание и ощущение – субъективно.
Афоризмы относят «счастье» то в прошлое («рай, который утрачен»), то в будущее («нечто вечно ожидаемое»), то к сфере разума, то к состоянию «прекрасного неведения», то к частному наслаждению, то к абстрактной полноте жизни, то к земному, то к небесному «эонам» бытия и т.д.
Виртуальность счастья привела русских мыслителей конца XIXначала XX веков к выводу, что счастья нельзя достичь, сделав его своей прямой целью, но можно – если оно будет побочным, «сюрпризным» следствием более надежного и высокого устремления – к Богу, любви, исполнению своего долга, своей миссии и предназначения, как бы они не понимались.
«Не к счастью следует стремиться, – так же считал Кант, – а к тому, чтобы быть достойным его».
Достоинство самого счастья – не в нем самом, а в том, что привело к нему (если привело, и если именно к счастью, понимаемому как набор всевозможных благ, постоянно сохраняющейся, переживаемый как нечто заслуженное, признаваемое другими, без пресыщения и похмелья). В такой трактовке «счастье» действительно воспринимается как интегральная, экзистенциально обусловленная и универсально привлекательная (но не высшая) цель человеческой жизни. Цель, но не смысл ее, показатель объективной и (или) субъективной состоятельности жизни, но не ее единственный или главный регулятор.
Сведение всего и вся к «счастью» есть редукционизм, то есть сведение сложного к простому, многообразного к единственному. Так и Фейербах усматривает смысл великого «золотого правила нравственности» («чего не хотите, чтобы вам делали другие, того не делайте другим») в утверждении счастья. «Среди многих моральных положений и предписаний, выдуманных людьми, это простое и популярное положение является самым лучшим и самым истинным… потому что оно касается сердца, потому что оно ведет собственное стремление к счастью на стезю совести… Чего же требовать большего? «Но это все же только эгоистическая мораль?» Конечно, но зато также и здоровья, простая, прямодушная и честная мораль, мораль человеческая, проникающая в плоть и кровь, а не фантастическая, лицемерная, по видимости только освещенная мораль».