Смотрите, как мы танцуем - стр. 22

Аишу интересовала только медицина. Ее нисколько не волновали ни палестино-израильский конфликт, ни судьба де Голля, ни положение негров в Америке. Ее завораживали, приводили в состояние экзальтации только невероятные процессы в человеческом организме. К примеру, тот факт, что вся поглощенная нами еда усваивается и каждая ее составляющая направляется именно туда, куда нужно. Ее потрясало упорство и хитроумие болезней, проникавших в здоровое тело с четко намеченной целью – уничтожить его. Она читала в газетах только научные статьи, ее живо заинтересовало сообщение о пересадке сердца, сделанной в Южной Африке. Она обладала исключительной памятью, Давид, когда работал с ней, то и дело повторял:

– Я не поспеваю за тобой, ты слишком быстро соображаешь.

Давида поражало ее умение сосредоточиться, легкость, с какой она изучала различные клинические случаи. Однажды, когда они выходили из библиотеки, он спросил, откуда у нее взялась такая страсть к медицине. Аиша засунула руки в карманы куртки и, задумавшись на несколько секунд, ответила:

– В отличие от твоих друзей, я не верю, что можно изменить мир. Но можно лечить болезни, а это уже кое-что.

Майские события 1968 года остались для нее непонятными. Всю весну она готовилась к экзаменам так же серьезно, как обычно, днями и ночами пропадала в больнице, где взваливала на себя все, что ей предлагали. Она, конечно, что-то почувствовала – какие-то изменения, какое-то движение. Однажды ей даже протянули листовку, она взяла ее с робкой улыбкой, потом выбросила в урну около дома. У нее возникло ощущение, будто вокруг нее идет подготовка к невероятно масштабному празднеству, разнузданному веселью, в котором она не могла принять участие. Давид и его друзья привели ее к зданию филологического факультета, где тысячи студентов сидели прямо на лужайках. Какой-то юноша выкрикивал в мегафон призывы к восстанию. Она поразилась тому, как свободно могут говорить люди, ведь ей с детства внушали, что нужно соблюдать осторожность. Она смотрела на девушек в коротких юбках и гольфах, в блузках, под которыми вздрагивали груди. Одна из подруг Давида сообщила, что несколько молодежных компаний, вероятно, в этот момент уже едут на автобусах в Катманду, чтобы погрузиться в опиумные облака. Аиша ни при каких обстоятельствах не могла бы оказаться среди них. Мегафон переходил из рук в руки, и Аише стало скучно. Она считала, что друзья Давида истеричны, склонны впадать в крайности, а порой просто смешны, но не посмела бы ему это сказать. Все эти высокие слова, эти красивые теории, по ее мнению, были напрочь лишены смысла. Откуда в них такая истовость? Где они набрались этого восторженного идеализма? А главное, почему в них нет страха? Она вспомнила одно арабское выражение, которое часто цитировал ее отец: «Если Всевышний желает наказать муравья, он дает ему крылья». Аиша и была муравьем, старательным и трудолюбивым. И не испытывала ни малейшего желания летать.