Смородинка (сборник) - стр. 11
Он был словоохотлив, мой сосед, бывший учитель биологии. Ему некуда было спешить. В этот хмурый зимний вечер нам с мужем не хотелось никуда идти, и даже двигаться было лень. Я заварила чай с корицей и приготовилась слушать.
– Я жил тогда на старой квартире с общим двором-колодцем. Кое-где в нашем городе еще остались такие. Я не любил и не люблю их. Такое ощущение, что попадаешь в клетку или в лифт без потолка. Некоторым нравятся, испытывают нечто вроде ностальгии. Я всегда пытался убежать оттуда. Заржавленный кран с капающей водой, будто дырявит тебе голову. Высокие потолки, огромные окна, ты, маленький, с вечно больным горлом бродишь из комнаты в комнату, смотришь в них и видишь два квадрата – серый квадрат двора внизу и голубой неба наверху. Ничего романтического в этом нет. Даже страшно.
Жил я с родителями, маленькой сестренкой и бабушкой. Мне стыдно признаться, но я не любил бабушку. Более вздорной старухи, я не видел за всю свою жизнь. Вечно цеплялась ко всем, ссорилась с соседями, а мать мою, свою невестку вообще поедом ела. Сколько раз мама плакала из-за нее. И самое противное – бесстыдно хвасталась мной, везде говорила, что это мой внук, единственная мол, ее надежда и опора, ее продолжение, а сама меня по рукам шлепала, если я лишнее печенье возьму. Как-то раз мы были дома одни, сестра еще не родилась. Мне было лет пять. Бабушка решила испечь себе что-то сладкое, я крутился возле нее. Испекши пирог, она спрятала его в буфет, сказала, что должен остыть. Она пошла спать, а я дотянулся до буфета и стал откусывать от пирога. Крик потом стоял – вы и представить себе не можете. Нажаловалась отцу, что я воришка, что это меня мать учит, и потребовала меня наказать. Отец отнекивался, говорил, что я еще ребенок и многого не понимаю. Так она хлопнула дверью, закричала, что отец подкаблучник, что пляшет под дудку жены и все такое. Отец дал мне подзатыльник, а мама стояла бледная. Отец потом говорил, что этого подзатыльника мама ему так не простила. По глазам видел, что не простила, хотя всю жизнь прожила с ним в мире. А бабушка на людях улыбалась, по голове меня гладила, а дома фыркала и называла «материнской мордой». Я был похож на маму.
Сами понимаете, как я после этого случая «любил» оставаться с бабушкой. К счастью, такое случалось редко. Я старался увязываться, то за мамой, когда она была на кухне или шла в магазин, то за отцом, когда он шел на базар, или в гараж. Бабка большей частью дремала в кресле, разложив вокруг себя свои юбки. Издалека она была похожа на хищную птицу с крючковатым носом. Иногда она внезапно открывала глаза – маленькие, почти без ресниц, – но черные-пречерные. Они замечали любой непорядок в доме, и не дай Бог, если какая-то вещь лежала не там, где она привыкла ее видеть. Бабка сразу начинала недовольно сопеть и стучать палкой об пол.