Смерть Вазир-Мухтара - стр. 6
В романе «Смерть Вазир-Мухтара» Грибоедов раз от разу все чувствительнее сталкивается с «иронией истории». Злая ирония фактов вносит в его жизнь чувство обиды, боли, страдания и вместе с тем вины. Но он не хочет быть пассивной жертвой этой «иронии». Осознавая свое положение во все новых ситуациях, герой стремится преобороть ход поворачивающихся против него событий. Отсюда его столь напряженная внутренняя жизнь, со всеми ее ассоциативными связями, с ее малыми и большими драмами, завершающимися катастрофической гибелью.
Сложность стилистики, своеобразное построение романа связаны прежде всего с этими особенностями внутренней жизни главного героя.
Тут отсутствует привычный для исторической беллетристики повествователь, чьей задачей обычно является рассказывать о происходящем и давать ему свое толкование. Тынянов рассказу предпочитает показ. Голос автора в каждом эпизоде почти сливается с голосом того персонажа, с чьей точки зрения показывается данный эпизод или сцена в нем[5].
Это совмещение (разумеется, неполное) точек зрения автора и героя, эта быстрота (кинематографическая, в «наплывах», без повествовательно-развернутых обоснований и мотивировок) переходов от одного персонажа к другому, от настоящего к прошлому позволили вместить в роман и спрессовать воедино огромный и разнородный материал. Отсюда и напряженность в движении событий, в переключении от «внешнего» к «внутреннему», от переживаний к поступкам, от обстановки и обстоятельств к психологии.
Очень большое значение приобретает в романе динамика речи. Чаадаев или Саша Грибов, Сенковский или Нессельроде, Бурцов или Родофиникин – все говорят языком одной эпохи, но у каждого он преломляется по-своему, в соответствии со средой и конкретным характером. Это придает роману особый, редкий по достоверности исторический колорит. Правда, в ряде случаев читателю трудно войти во все тонкости словоупотребления, а значит, и того, что подразумевается как автором, так и героями.
Но не только «субъективизация» повествования (то есть разные формы сближения автора, его точки зрения и его голоса с точкой зрения и голосом персонажа) составляет важную особенность поэтики романа и его стиля.
Рассказывая о том, как он пишет, Тынянов заметил: «Там, где кончается документ, там начинаю я». Развивая свою мысль, писатель утверждает, что далеко не всё в жизни документируется, да и документы часто умалчивают о главном. Отсюда вытекают обязанность и право исторического романиста самому восполнять провалы в дошедших до него документальных материалах.