Смерть в начале весны - стр. 20
«Только бы не застрять в пробке», – подумал он. Ему повезло, на шоссе он оказался довольно быстро, а за городом движение было не таким интенсивным.
Сидя в тёплой гостиной Мирославиного дома, Наполеонов расслабился.
Шура был отличным парнем. Недостаток у него был, пожалуй, только один. Он любил вкусно поесть.
Хотя кто сказал, что это недостаток. Многие его друзья и знакомые считали это особенностью его характера, как, например, изюм в булочке.
Разве что дорогая подруга любила время от времени подначить его на эту тему. Шура платил ей той же монетой, жалуясь на то, что не так уж давно она держала его на голодном пайке.
И на этот раз он оседлал своего любимого конька.
– Вот когда тебя ещё не было, – проговорил Шура и, поймав недоумённый взгляд Мориса, быстро поправился, – с нами, мы ходили голодными. – Он опасливо оглянулся на подругу. – Почти.
Мирослава под столом больно пнула Наполеонова в лодыжку, он ойкнул, моргнул и скорректировал:
– В смысле, мы питались чем ни попадя.
Второй удар туфлей был более ощутимым, Наполеонов попытался отодвинуться вместе со стулом, но не рассчитал и свалился.
Морис бросился на помощь, но Шура уже выбрался из-под стола и заявил:
– Одна сплошная сухомятка и ведро чая.
После чего он отскочил от стола и почесал ушибленную лодыжку.
– Если ты будешь лягаться, – проговорил он обиженно, – то я не спою песню.
– А ты сочинил новую песню? – сразу заинтересовалась Мирослава.
Он кивнул.
– Тогда я быстренько сбегаю за гитарой.
Она вернулась почти мгновенно.
– И даже не запыхалась, – вздохнул Шура, беря из её рук гитару. Уселся поудобнее, пробежал пальцами по струнам, едва касаясь их. Остался доволен звучанием и запел вполголоса:
Глава 6
У Маши болела голова, вчера она долго не могла уснуть и выпила чуть ли не полпачки снотворных таблеток. Делать этого, скорее всего, не стоило. В голове гудело, и была она непомерно тяжёлой. Машина бабушка Вера Петровна Версеньева в подобных случаях говорила – голова, как пивной котёл.
Вспомнив любимую бабушку, Маша слегка повеселела. И тут же её мысли перескочили на маму. Мама Маши болела уже больше года. Врачи не говорили ничего определённого, только как-то странно жались и прятали глаза.