Смерть в душе - стр. 37
– Что? – спросил он.
– Родители.
– Так что?
– Я говорю, что им не надо было уезжать из России; ты меня не слушаешь.
– Если бы они остались, их бы засадили в тюрьму.
– Во всяком случае, они не должны были заставлять нас принимать гражданство. Мы могли бы уехать к себе домой.
– У себя дома – это во Франции, – сказал Борис.
– Нет, в России.
– Во Франции, потому что они нам дали французское гражданство.
– Вот именно, – сказала Ивиш. – Они не должны были этого делать.
– Да, но ведь сделали.
– Мне это все равно. Раз они не должны были этого делать, значит, этого как бы нет.
– Будь ты сейчас в России, – сказал Борис, – ты бы там на стенку лезла.
– Мне это было бы все равно, потому что Россия – большая страна, и я бы испытывала гордость. А здесь я живу в стыде.
Она на мгновение замолчала, вид у нее был нерешительный. Борис блаженно посмотрел на нее; у него не было ни малейшего желания ей противоречить. «Она будет вынуждена остановиться, – с надеждой подумал он. – Ей уже просто нечего добавить».
Но у Ивиш было воображение: она подняла руку и сделала странный маленький бросок вперед, словно прыгала в воду.
– Ненавижу французов, – сказала она.
Господин, читавший рядом с ними газету, поднял голову и поглядел на них с рассеянным видом. Борис посмотрел ему прямо в глаза. Но почти сразу же господин встал: к нему подходила молодая женщина; он поклонился ей, она села, и они, улыбаясь, взяли друг друга за руки. Успокоенный, Борис повернулся к Ивиш. Это была большая коррида – Ивиш бормотала сквозь зубы:
– Я их ненавижу, ненавижу!
– Ты их ненавидишь, потому что они варят плохой кофе?
– Я их ненавижу за все.
Борис надеялся, что буря утихнет сама собой; но теперь стало ясно, что он ошибался и что нужно сопротивляться до последнего.
– А я их очень люблю, – сказал он. – Теперь, когда они проиграли войну, все на них будут нападать; но я их видел в деле, и уверяю тебя, что они сделали, что смогли.
– Вот видишь! – воскликнула Ивиш. – Вот видишь!
– Что я вижу?
– Почему ты говоришь: они сделали, что смогли? Если бы ты чувствовал себя французом, ты сказал бы мы.
Борис не сказал «мы» из скромности. Он покачал головой и нахмурил брови.
– Я не чувствую себя ни французом, ни русским, – ответил он. – Но я был там с другими солдатами, и мне с ними нравилось.
– Это кролики, – сказала она.
Борис притворился, будто не понимает.
– Да, замечательные кролики[9].
– Нет, нет: кролики, которые удирают. Вот так! – показала она, пробегая пальцами по столу.
– Ты как все женщины, замечаешь только воинский героизм.
– Не в этом дело. Раз они собрались воевать, нужно было воевать до конца.