Смерть в душе - стр. 31

– В ночь на восемнадцатое дежурит Блен, – объяснил он. – Самолет будет на площадке, готовый к отлету. Он нас пропустит в полночь, в два часа взлетаем, в Лондоне будем в семь. Что скажешь?

Борис ничего не ответил. Он щупал шрам и думал: «Они везучие», – и ему становилось все грустнее и грустнее. Сейчас он меня спросит, что я решил.

– А? Ну? Так что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что вы везучие, – сказал Борис.

– Как везучие? Тебе остается только пойти с нами. Ты же не скажешь, что это для тебя неожиданность? Мы ведь тебя предупредили.

– Да, – признал Борис. – Это так.

– Так что же ты решил?

– Я решил: черта с два, – с раздражением ответил Борис.

– Однако же ты не собираешься оставаться во Франции?

– Не знаю.

– Война не закончена, – упрямо сказал Франсийон. – Те, кто говорит, что она закончена, трусы и лжецы. Ты должен быть там, где сражаются; ты не имеешь права оставаться во Франции.

– И ты меня в этом уверяешь? – горько спросил Борис.

– Тогда решай.

– Подожди. Я жду приятельницу, я тебе об этом говорил. Решу, когда ее увижу.

– Тут не до приятельниц: это мужское дело.

– Сделаю, как сказал, – сухо промолвил Борис.

Франсийон смутился и замолчал. «А вдруг он решит, что я их выдам?» Борис заглядывал ему в глаза, пока не увидел на лице Франсийона доверчивой улыбки, которая его успокоила.

– Вы прилетите в семь? – спросил Борис.

– В семь.

– Берега Англии по утрам должны быть восхитительны. Со стороны Дувра там большие белые утесы.

– Да, – подтвердил Франсийон.

– Я никогда не летал самолетом, – сказал Борис.

Он вынул руку из-под рубашки.

– Тебе случается чесать шрам?

– Нет.

– Я свой все время чешу: это меня раздражает.

– Если вспомнить, где расположен мой, – сказал Франсийон, – мне было бы сложно чесать его на людях.

Наступило молчание, потом Франсийон продолжил:

– Когда придет твоя приятельница?

– Не знаю. Она должна приехать из Парижа – попробуй доберись оттуда!

– Ей лучше поторопиться, – заметил Франсийон, – потому что времени у нас в обрез.

Борис вздохнул и повернулся на живот. Франсийон равнодушно продолжал:

– Свою я оставляю в неведении, хотя я ее вижу каждый день. В вечер отъезда я ей пошлю письмо: когда она его получит, мы будем уже в Лондоне.

Борис, не отвечая, покачал головой.

– Ты меня удивляешь, – сказал Франсийон. – Сергин, ты меня удивляешь!

– Кое-что тебе не понять, – ответил Борис.

Франсийон замолчал, протянул руку и взял книгу. Они пролетят над утесами Дувра ранним утром. Но что толку об этом думать: Борис не верил в чудеса, он знал, что Лола скажет нет.

– «Война и мир», – прочел Франсийон. – Что это?