Смерть старателя - стр. 34

Вечер. Трое молча идут к бараку. Каждый думает о своем…

Аркадий Цукан, как никогда веселый, перебирает вещи, упаковывает рюкзак, он уверен, что подзаработает денег и тогда они смогут съездить на материк. «Оглядимся. А там видно будет», – говорил он. И это их будоражило, согревало так, словно южное солнце пробилось в комнату сквозь ситцевые занавески.

В июле Цукан вернулся в поселок поздним вечером, прокопченный, в рваной спецовке, с недельной щетиной на лице.

– Заболел? – ахнула Анна Малявина, помогая снять походный рюкзак.

– Нет, председатель придурок. Моторист – пьяница. Шурфовку не провели. Участок дерьмовый. Съем пятьдесят грамм за две смены. За один харч я горбатиться не согласен.

– А меня из электроцеха уволили, сокращение штатов. Грозятся наш рудник закрыть.

О закрытии рудника разговоры шли давно. Упала добыча золота. Аркадий двое суток таскал за собой сына по знакомым, выпивал, но умеренно. Вел с приятелями долгие разговоры. Понял, что не возьмут никуда даже разнорабочим. Когда заначка кончилась в ноль, то занял у соседей десять рублей и засобирался в дорогу.

– Вот тебе пять рублей, Анна. С получки перешлю. Ваньку возьму с собой. У Маркеловых побудет месячишко. У него там две дочки. Не пропадет. Потом о твоем трудоустройстве на Омчаке похлопочу.

Цукана приняли водителем. Уважая водительский стаж и рекомендацию заведующего техскладом Маркелова, завгар определил Цукана на голубой ЗИЛ-130. Первую неделю Цукан крутился на коротком плече между поселками. В июле выпала поездка в Мяунджу. Ванюшка, как узнал, тут же прицепился со своим: возьми меня, я буду тебе помогать. Цукан критически оглядел своего худосочного сына, хлопотно с малым в дальней дороге. Преодолевая извечное бабское, вдруг случится что-то! – сказал, подавая рубль: «Хорошо. Беги в магазин. Мне пачку чаю, себе печенье купишь. И чтоб в девять в постели, как штык».

Выехали ранним утром. Ваня щебетал без умолку, словно скворец, его радовало всё: грунтовая дорога с клубами пыли, поселок Кулу, где они пообедали в столовой, длинный мост через широченную Колыму, серпантины Гаврюшина перевала, где приходилось отстаиваться в «карманах», пропуская встречные, идущие на подъем. Здесь по рассказам отца побилось немало водителей. Он показал вниз на остов одной из машин: «Тут десяток таких».

У родника попили воды, вскипятили чай на костре – снова радость, как и полосатый бурундучок, прикормленный на этой шоферской стоянке.

У поворота на Хениканджу встали на обочине. Цукан угрюмо смотрел на крыши домов, на разросшийся в этой узкой долине многоэтажный поселок.