Смерть поэта – Маскарад. Романтизированная биография - стр. 54
И вот он замолчал, отложил в сторону скрипку, словно вес ее был невероятно большим, и больше такой тяжести он не мог держать на плече.
Мишель не произнес ни звука, но она понимала, что он ждет от нее каких- то слов, но какие это могут быть слова, если она решила не говорить самого главного и важного. А что-то сказать все равно она должна была. Молчание казалось каким-то нелепым и неуместным, потому она и произнесла:
– Она испугает любого, откуда столько страданий в твоем Демоне, их не может быть, их не должно быть.
То, что он произнес в ответ напугало ее еще больше, чем строчки опаденной адским пламенем поэмы. Так в тот момент она и определила творение, которое еще не видело свет. Мишель произнес буквально следующее:
– Я отомщу всем женщинам, которые не любят и никогда не полюбят меня. Я им отомщу жестоко, вот увидишь.
Вот теперь тетушка совсем растерялась, она точно не знала, что могла еще сказать на такое заяваление, повергшее ее в настоящий шок:
– На свете счастья нет, а есть покой и воля, может быть тогда в Грецию, как Байрон. И там рассчитаться со всеми, кто против тебя?
Она то ли утверждала, то ли спрашивала, сама наверное, не поняла.
Кажется она и себя причислила к тем, кому Мишель собирался мстить.
– Нет, – резко ответил он, – я же кавказский пленник, – мне там оставаться, Греция это для него навсегда могила, а не для меня. Горы, солнце и птицы высоко-высоко, я видел такой сон.
Так задолго до нового путешествия на Кавказ он определил и своего героя, и свое будущее.
№№№№№№№
Вспоминая эти слова значительно позднее, думая о нем, когда все сбылось, Мария пыталась понять, знал ли он все это на самом деле или просто все совпало? Но могут ли быть такие совпадения? Сомнений у нее не оставалось, он все это знал, точно знал в те дни. Но как же можно было жить с таким грузом: Вот уж точно, знания умножают печали.
Когда вернулась бабушка, ни скрипки, ни листов с поэмой уже не было, они перекочевали в тайник, где и потом хранились все время. И он казался спокойным и безмятежным, словно полчаса назад не пережил все это, не исполнил, и даже не ведал, что такое может быть и твориться в душе. Если бы Мария не была свидетельницей пережитого, она не поверила бы в то, что такое было, что могло быть.
Бабушка смотрела с подозрением, передавая Марии сплетни и новости, но думала о другом, она подозревала что-то, но никак не могла понять, что же именно так ее волновало и тревожило. Был какой-то заговор, это точно, но могли ли эти двое пойти против нее.. Мария точно не могла, а вот в своем внуке она не была так уверена. Было в нем что-то этакое, невыразимое и непередаваемое, и ей не понятное, а потому пугающее страшно.