Смерть под куранты - стр. 23
Кто-то был на стороне Корнейчука, мол, если спускать на тормозах подобные вещи, то уважать себя перестанешь. Всему есть предел. Кто-то поддерживал Антона, дескать, вполне приемлемо пошутил. Шутки надо понимать.
Стас почувствовал в своей руке ладонь Валентины, до него донесся ее горячий шепот:
– Брось, Стас, он эгоцентрик неисправимый, голубая кровь… Я сама виновата, что начала про это постукивание и колени… С чего вдруг взбрело в голову! Не пойму. Прекрати, слышишь!
– Ты со мной идешь? – с напускной деловитостью поинтересовался Стас. – Или остаешься? Не слышу ответа!
Валентина взглянула на него с прищуром, как бы гипнотизируя:
– Мы остаемся оба, подойди к Антону, и пожмите друг другу руки.
– Что? Еще чего! Перебьется! Значит, остаешься? Что ж…
Стас чувствовал, как внутри всё клокочет – то ли от поведения хозяина дачи, то ли от того, что творилось в эти минуты с Леной.
Ему хотелось кинуться наверх за ней, но его удерживала буквально вцепившаяся в него Валентина. Максимум, что он смог в этой ситуации сделать, – это наклониться к Максу:
– Я бы на твоем месте не оставлял жену одну. Сбегай наверх!
– У нее давление от духоты падает, – с рассеянным видом пожал плечами журналист. – Не в первый раз.
– И все же… Я бы проконтролировал… Шевелись!
Видимо, во взгляде Корнейчука было что-то такое, что заставило бывшего одноклассника встряхнуться и без лишних вопросов подчиниться. Валентина буквально повисла у Стаса на руке, когда он невозмутимо направлялся к гардеробу.
– Не устраивай сцен, Валюша, – сквозь зубы твердил он ей, – я не настаиваю, чтоб ты со мной покидала это… место. Можешь благополучно остаться, хотя не советую! A я для себя не вижу…
Поднялся неодобрительный гул, многие повскакивали с мест. Мила Снегирева залепила мужу пощечину:
– Видишь, что ты натворил!
К Стасу подбежал Лёвик с фотоаппаратом:
– Думаю, Стас, поспешных решений принимать не следует. Ты ведь насолишь не только ему, но и всем нам. Мы-то в чем виноваты?
– Ты это серьезно? Может, мне набить ему морду, а ты бы запечатлел этот исторический бой для потомков? Если ты настаиваешь, я не против. Вот это будет кадр!
– Зачем так утрировать, батенька? Считаешь, я на такое способен?
– Почему бы и нет? Помнишь, как в «Бриллиантовой руке»: «Каждый человек способен на многое, только не каждый знает – на что».
Лёвик вдруг посмотрел на фотоаппарат, который держал в это время в руках, потом с горячностью заговорил:
– Ты очень плохо обо мне думаешь, Стас. Считаешь, что я охочусь за жареными фактами и ради них готов переступить черту, за которой – потеря человеческой совести, чести, достоинства… A ведь это главное!