Смерть на голубятне или Дым без огня - стр. 11
– Ну, мы-то люди тихие, – поспешил отрекомендоваться Иван Никитич.
– Это, знаете ли, еще как посмотреть – лукаво сощурился пристав. – Ваш брат писатель в тишине таких дел наворотить может, что потом и не расхлебаешь. Жжете, так сказать, глаголом сердца людей.
– Ну, уж это вы хватили, господин пристав, – смутился Иван Никитич. – Мне до Александра Сергеевича далеко.
– А что это вы меня все господином приставом величаете? – полицейский с видимым удовольствием потянулся и крякнул теперь уже совсем по-домашнему. – У нас тут принято по-простому, по батюшке. Зовите меня Василием Никандровичем. Мне так сподручнее будет. А по поводу имени вашей жены, так вы сами его мне и назвали давеча, когда хотели мои слова про пользу неряшливости записать.
– А ведь и правда! – вспомнил Иван Никитич и даже позволил себе улыбнуться.
Тут вдруг новая мысль посетила пристава, он откинулся на высокую спинку стула и блеснул хитрым глазом на Купрю.
– А вы, может, желали бы сейчас сами на бумаге изложить утренние события? Вы ведь, господин Купря, иногда и для газет пописываете, как я слыхал? Вот и побудьте журналистом, репортером, так сказать. Опишите все, что сегодня видели, что слышали, что необычного приметили.
– Да разве ж я журналист? Я ведь другое… я теперь в основном писательствую. Журналистика предполагает работу с общественно важными событиями. Я же в последние годы вполне убедился, что для меня общественная значимость не стоит на первом месте. Для меня важнее наблюдать подспудные движения души человеческой, происходящие в ней перемены…
Пристав явно заскучал от объяснений Купри, даже зевнул, прикрыв рот кулаком.
– Стало быть отказываетесь сами записать то, что видели?
– Нет, отчего же? Я не отказываюсь. Извольте, я все напишу. Уж как умею.
– Вот и славно! – приободрился пристав, хлопнул себя ладонями по коленям, рявкнул в сторону приоткрытой двери:
– Кто там есть? Степан? Кузьма? Подайте, братцы, нам с писателем горячего чаю!
Купря придвинул стул ближе к столу и взял предложенный ему чистый лист. Принесли чаю и даже баранок, что значительно скрасило для Ивана Никитича процесс записывания. Василий Никандрович поначалу тоже заполнял какие-то бумаги. Потом спросил несколько раз, скоро ли закончит Купря. Тот только помахал на полицейского пером, чтоб не отвлекал. Василий Никандрович встал и принялся прохаживаться по кабинету, разминая ноги. Сапоги его скрипели, и половицы тоже.
– Василий Никандрович, уважаемый, а не могли бы вы вот этак вот не ходить у меня за спиной. Я, право слово, теряю мысль, – не выдержал Иван Никитич. Пристав хмыкнул, помотал головой. Он, кажется, уже пожалел о том, что доверил писателю фиксировать собственные впечатления. На столе лежал уже полностью исписанный лист, а свидетель продолжал усердно класть строчки на бумагу. Пристав взял показания и стал читать.