Смерть - стр. 41
Господи, я правда сказала это вслух?
Лицо всадника сосредоточенное и напряженное, а глаза, кажется, прямо светятся.
– Ты считаешь, что я красив.
Смерти больше нет нужды убивать меня – думаю, мои замешательство и смущение отлично справятся с этим сами.
Зачем я только это сказала?
Его глаза все еще горят, а выражение лица ставит меня в тупик.
– Скажи, ты не устала от всего этого? – Он кивает на руины Канзас-Сити. – Не устала от борьбы, войны, боли?
Господи, конечно, я устала, да еще как. На каждый город, который я спасаю, приходится по меньшей мере пять, спасти которые не удается.
– Разумеется, устала.
Устала до чертиков. Но это ничего не меняет.
Взгляд Смерти смягчается, теперь он говорит почти ласково.
– Тогда идем со мной.
В первый момент предложение кажется мне просто прекрасным – как рухнуть в постель после долгого дня.
Я заглядываю в глаза Танатоса, полные множества тайн. Их невероятно много, этих тайн.
– Пойдем со мной, – повторяет он.
Я могла бы. Хватит сражаться, хватит изнурять себя. Могу же я просто… уступить. Умереть я не могу, и мое тело никогда не познает истинного, окончательного покоя, но этот вариант кажется довольно близким.
– Мы с тобой будем бороться и дальше, – вслух возражаю самой себе.
– Почему бы нам не договориться перестать ранить и мучить друг друга? – не успокаивается он, будто бес нашептывает мне на ухо. – Мне нестерпимо видеть твои страдания, и я знаю, ты чувствуешь то же самое.
Мое сердце бьется все быстрее. Он говорит совершенно правильные вещи, эти сладкие речи и посулы убаюкивают меня.
Именно поэтому я, отпрянув, заставляю себя отодвинуться от него.
– Никуда я с тобой не пойду, – бросаю отрывисто.
И сам он никуда не пойдет, если, конечно, я свяжу ему ноги – и крылья заодно. В рюкзаке у меня есть еще веревки, только рюкзак остался на другой стороне улицы, а пойти за ним значило бы подставить всаднику спину.
Он спокойно лежит на земле, потом начинает смеяться.
– Ты всерьез веришь, что владеешь ситуацией? Что, несмотря на все прежние неудачи, сможешь просто связать меня и уйти?
С этими словами он поднимает связанные руки и, резко дернув, рвет веревки, как тонкую ткань.
Пораженная, я невольно пячусь. Такого я, признаться, не ожидала.
А всадник с кошачьей ловкостью и грацией одним прыжком оказывается на ногах. Он выпрямляется, сложив крылья за спиной, и идет прямо на меня.
– Думаю, мы поняли, наконец, что пленник из меня неважный, – говорит он, тщательно подбирая слова. – Слишком легко мне избавиться от любых уз.
В нескольких футах от меня Танатос останавливается и поднимает руку.