Смерть - стр. 37

Я снова пронзаю его взглядом. А он накреняется вправо.

– Опять двинулся.

Ах, чтоб тебя!

Молниеносно выхватываю лук, накладываю на тетиву стрелу и палю в него. Всадник шипит, когда я попадаю ему в крыло и стрела застревает в перьях.

– Для меня это не шутки, – объясняю я. – Не будешь меня слушать, я буду стрелять.

– Уверена? – На скулах Смерти так и ходят желваки от боли. – Потому что мне кажется, что ты не такая жестокая, какой хочешь казаться.

На это мне нечего сказать. Всадник до боли близок к истине; не знаю, как ему это удается, но он видит меня насквозь.

Поскольку я сижу молча и не отвечаю, он первым нарушает тишину.

– Ты собираешься вынимать стрелу? Или боишься, что я шевельнусь?

– Может, я хочу посмотреть, как ты корчишься от боли.

– Это не доставляет тебе удовольствия. – Теперь он серьезен. – Так же, как и мне.

– Тебя не радует насилие? – Я поднимаю брови. В это слишком трудно поверить.

– Я понимаю, почему ты становишься на моем пути, – мягко говорит Смерть, игнорируя мой вопрос. – Мы похожи в одном отношении, очень важном.

Теперь он решил, что мы похожи? С каждой секундой разговор становится все более безумным.

– Долг есть долг, – продолжает Смерть, слегка откинувшись назад. – Но, отвечая на твой предыдущий вопрос: нет, меня это не радует.

Проходят часы, и свет меркнет. Трудно что-то разглядеть в темноте, и от этого я начинаю изрядно нервничать. Я почти уверена, что почувствую, если Смерть сумеет освободиться, но это не абсолютная уверенность – чтобы знать наверняка, мне пришлось бы подобраться к нему ближе, а это рискованно.

– Мне это нравится, – признается Танатос, нарушая молчание.

Голос у него ну прямо бархатный, такой должен бы успокаивать. Вместо этого у меня учащается пульс из-за детского страха перед этим существом.

– Тебе нравится что? – недоверчиво уточняю я, пытаясь контролировать голос.

– Сидеть с тобой. Говорить с тобой. В кои-то веки не сражаться, – охотно отвечает Танатос. И, помолчав, добавляет: – Наши сражения… мериться с тобой силами приятно, это освежает и бодрит, но, увы… словом, теперь ты знаешь, что2 я чувствую, причиняя тебе боль. Говорить с тобой – совсем иное, это занятно.

От этих слов мой страх меняет очертания. В памяти всплывают обрывочные мысли и даже мечты, что забредали в последние месяцы в мою голову. Те, в которых Смерть не враг мне, в которых он смотрит на меня и касается меня совсем по-другому…

Видно, я повредилась умом.

Я прочищаю горло.

– Не говори так.

– Почему? – удивляется Смерть.

Я тру глаза.

– Потому что.

Потому что тогда ты начинаешь мне нравиться, а даже сама эта идея абсолютна ужасна