Смерть Калибана. Повести - стр. 36
Он часто видел человека, который, как ему казалось, был вожаком среди тех, кто приходил для разных целей. Он всегда с пытливой сосредоточенностью вглядывался в его, Калибана, глаза. Калибан спокойно встречал этот взгляд. После нескольких дней словно бы это вошло в привычку. Он стал узнавать этого человека, разбирая среди однообразия человеческих лиц одно его, как будто стал нуждаться в какой-то точке опоры. Калибан чувствовал, что между ними возникла некая зависимость, с которой уже приходилось считаться. И каждый раз, когда Калибан отказывался от пищи, он видел, как меняется лицо этого угрюмого человека. Он не мог понимать этих изменений, но одно он научился чувствовать, – этому человеку, которому жизнь дала высшую власть над миром, было плохо, потому что он, Калибан, находится здесь, на цепи, в вонючем углу скотного двора и поделать с этим ничего не может! Что могло внушить ему, лесному, дикому зверю эти мысли, эти настроения, он не мог понять, да и не очень задумывался. Но результатом этих отношений случилась та неожиданная ситуация, в которой он оказался на следующее утро.
Ночь, как всегда прошла в бесконечных попытках вырваться из плена и под утро он, усталый и злой, забылся тяжелым сном. Опять ему приснилась поляна, усеянная желудями, и он с жадностью стал поедать их. Они манили его, распаляли своим спелым видом, но как ни старался Калибан насытиться ими, – бесплотными тенями давно исчезнувших плодов, – всё было напрасно. Чувство голода стало настолько нестерпимым, что все миражи его сновидений вдруг исчезли, и остался от всего только одуряющее сытный, сладкий запах холодных картофельных клубней. От нестерпимого чувства боли в пустом желудке он открыл глаза и не сразу смог разобрать, что за тень находится перед ним. Когда Калибан совладал с чувством боли и голода, он понял, что перед ним на корточках сидит его знакомый человек, а около его ног насыпана горка крупного картофеля. Человек сидел неподвижно и не мигая, смотрел Калибану в глаза.
Вепрь, гася в себе нестерпимые позывы, побуждавшие его вскочить, опрокинуть порвать клыками это слабое и наглое существо, всё же продолжал лежать неподвижно, пока не почувствовал, что сможет расслабить свое, скованное усилием воли, тело. Калибан шумно вдохнул воздух и, не меняя позы, отвернул голову от клубней и закрыл глаза. Затем он услышал, как через некоторое время человек, шурша одеждой, встал, постоял и медленно отошел от него. Он ещё долго слышал его шаги в морозном, гулком воздухе, и когда они затихли, открыл глаза и поднялся. Запах, манящий и резкий, настойчиво пробивался в ноздри, доводя до умопомрачения, до расслабляющей всё существо отчаянной слабости, дробящий и загоняющий волю в самые отдалённые уголки сознания. Калибан понял, что эти минуты решат его участь – сломается ли он, либо покорной скотиной, вроде тех, что лежат рядом, за стенами свинарника, покорится и тогда он сам уже никогда не сможет стать свободным, ибо в нём навсегда поселится страх. Он шагнул к кучке картофеля и с размаху, больше не раздумывая, обвалился на неё огромной, тяжелой спиной. И тотчас эта жалкая подачка человека превратилась в грязное пятно, размазанное по навозной подмерзшей земле.