Смерть и побрякушки - стр. 73
Таких собачек Марина в жизни не видела! И вот такие хозяевам тапочки приносят? И рычат при этом также, и ярость в глазах, и зубки… Ох и зубки!
Непрерывно повторяя:
- Собачка Баскервилей! Собачка Баскервилей! – Марина рванула вниз по травяному склону, через дорогу, через трамвайные пути – к подъезду. Мокрые от пота пальцы ухватились за ручку… сзади послышался предостерегающий крик. Марина обернулась.
По красивой широкой дуге обойдя Кирилла, пес со всего маху несся в их сторону. Коротко взвизгнув, Марина метнулась в подъезд, уронила Сашку на бетонный пол и обеими руками притянула хлипкую дверь. Тут же с другой стороны на деревянную преграду обрушилась беснующаяся туша. Дверь содрогнулась, чуть не вырвавшись из намертво сжатых пальцев.
- Эй, ты чего хулиганишь?! Во молодежь пошла! Все пьяницы, наркоманы, нет чтоб работать – бомжуют тут! Накурют, нагадют, еще и с дверьми балуются! А ну пусти ручку сей минут!
Оглянуться сил не было – Марина продолжала удерживать тяжело содрогающуюся дверь.
- Никакого уважения старому человеку! Ты с ней говоришь, она даже не обернется! – старушечий голос затрепетал в радостной готовности к скандалу, - Знаю, знаю, зачем сюда претесь, небось, пащенка своего поссать завела, а людям потом нюхай после вас! Понарожают безотцовщину в 15 лет…
Дверь содрогнулась сильнее, словно к беснующемуся за порогом ужасу присоединился кто-то еще. Послышался короткий гортанный вскрик, всплеск бешенного рыка, но рычал уже не один, а два зверя, вновь толчок, удар… И тишина. Бившаяся, будто живая, дверь бессильно обвисла, вновь превращаясь в безжизненный кусок дерева.
- Нормально, можно выходить, - послышался с той стороны мужской голос. Говорящий захлебывался воздухом, словно… словно только что сражался с громадным обезумевшим псом.
- Отойдешь ты, или тебя палкой огреть! – яростно, не хуже давешнего пса, взвизгнула бабка.
С трудом разжав зацепеневшие пальцы, Марина выпустила ручку. Полоса света вкатилась в подъезд, осветив скорчившегося на полу Сашку и необъятную бабу с клюкой. На втором этаже живет, припомнила Марина.
Негодующе посверкивая глазами, бабища протопотала между Мариной и Сашкой:
- Совсем охамели, стыд потеряли, детей на дороге разбрасывают, - короткая пауза, - Собак своих поганых на дороге разбрасывают, грязищу развели, повернуться негде…
Гневный речитатив, сопровождаемый постукиваньем палки, и топотом монументальных ботинок, удалился. Двигаясь медленно и угловато, словно поломанный робот, Марина подняла с пола тихого, как мышка, Сашку и выбралась наружу. Щурясь от света, особенно яркого после тьмы подъезда, она боязливо огляделась по сторонам.