СМЕРШ. Один в поле воин - стр. 23
– Семеныч, сколько можно ждать? – ворчливо заметил дежурный.
– Та шо, мэни разирватыся?! Машину на колеса поставь! Караул с арэстантамы собери! Сэйф Бондарю достань? Шо, окроме мэни никого бильше нэма?
– Перестань, не бухти! Вот видишь товарища?
– Бачу. И шо? – буркнул Пилипчук и стрельнул в Петра оценивающим взглядом.
– Так вот, Семеныч, тебе особое поручение от начальника: позаботься о нем как о родном сыне. Для начала – банька, потом – напоить, накормить и к хорошенькой вдовушке под бок положить.
– Може, ще свэчку подэржаты?
– Свечку? – хохотнул дежурный и язвительно заметил: – Еще чего, запусти козла в огород, так без капусты останешься.
– Сам ты такый, – огрызнулся Пилипчук и, не став вступать в перепалку, спросил у Прядко: – Рушнык, мыло, чиста нижняя одежка еэ?
– Нет, только воз грязи, – Петр шуткой попытался смягчить разговор.
Она не тронула сурового старшину. Насупившись, он буркнул:
– И дэ я цэ визьму? Я шо, фокусник?
– Семеныч, кончай волынить! Ты старшина или кто? Тебе, че, непонятна задача начальника: старший лейтенант должен сверкать как новая копейка! – надоело сквалыжничать дежурному, и он повысил голос: – Кончай разговорчики и выполняй приказ!
– Развэлось начальникив, сховаться никуды, – огрызнулся Пилипчук и, кивнув Петру, позвал: – Пишлы!
Утопая по колено в грязи, по разбитой грузовиками и артиллерийскими тягачами дороге они добрались до края села и вошли во двор. В нем еще теплилась хрупкая и недолговечная на войне мирная жизнь. В хлеву тяжело ворочался скот, а за тонкой дощатой перегородкой сарая кудахтали невесть как уцелевшие куры. Небольшая, сложенная из самана, хатка с веселыми синими ставенками выглядела беззащитно и одиноко на фоне мрачных развалин.
Пилипчук, отряхнув с сапог комья грязи, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. Никто не ответил, он осмотрелся и, не заметив живой души, позвал:
– Зинаида, дэ ты?
– А хтось туточки? – откликнулись из хлева.
– Цэ я, Пылыпчук. Принимай на постой.
– Так куды ж мэни его? У мэни миста бильшэ нэма!
– И че, мы такичкэ будемо размовлятым? Выходь! – потребовал Пилипчук.
Из хлева показалась закутанная в платок по самые глаза бабенка неопределенных лет. Причитая на ходу, она засеменила к ним. Весь ее разнесчастный вид, кроме жалости, ничего другого не вызывал. Пилипчук смягчил тон и утешил:
– Та нэ вбывайся ж так, Зинаида, вин тильки на пару ночей. Харч будэ наш.
– И куды ж мэни его ложить? – все сокрушалась та.
– Замисто Васыля, его нэ будэ.
– Ладно, заходьтэ, – пригласила Зинаида.
– Та ни, я пишов, у мэни дил по самэ горло, – отказался Пилипчук и напомнил: – Баньку, Пэтро, сам истопышь, вона в сусиднем огороде. Зинаида усэ знае, а чисту одежку я з хлопцем пришлю. Ну, бывай.