Смерч навстречу. Даром - стр. 50
Даша не дала.
И поделом.
Не заслужил, Шарик. Марш на коврик в прихожую! В конце концов, он большой, сильный и страшный, сам справится.
Больше всего Паша опасался вопросов: «А как это было?», «Когда это случилось?», «Что ты при этом чувствовал?». Всякие такие вопросы, которые любят задавать девушки из праздного любопытства. Особенно после вопроса про то, убивал ли он людей. Понятно, что когда ты на передовой, не до этических проблем. Там или ты, или тебя. «Тебя» – вариант менее предпочтительный. Копаться глубже Паша не хотел. И вспоминать не хотел. Он хотел оставить прошлое в прошлом и жить настоящим. Поэтому быстро переключил разговор на саму Дарью. Почему-то люди легко отдавливают чужие мозоли – и чистого сердобольного любопытства, – но остро реагируют на малейшее прикосновение к своим. Поляков действительно не собирался делать ей больно. Но любое чудовище проще победить, когда назвал его по имени. Пока оно неназванной тенью прячется спиной, его не поймать. А назвал вслух – и оно уже не такое потусторонне-пугающее. Слово «насилие» маячило между ними чуть ли не с самого начала. И наконец оно было произнесено.
Дарья держалась хорошо. И главное, – в этот момент, на кухне, – она была собой. Искренней. Той маленькой, тонкой и хрупкой, от которой у Паши сладко саднило изнутри. И он был даже готов рассказать немного правды о себе, лишь бы подольше удержать ощущение напряжённой близости, словно между двумя оголёнными проводами.
– Я прошу дать мне шанс. Ещё один шанс. И если потом ты скажешь, что между нами всё, я не буду тебя преследовать. Как тот твой… Не знаю, от кого ты сбежала.
Конечно, Поляков лукавил. Где-то глубоко-глубоко он понимал, что деваться-то Дарье некуда. Не в её ситуации. Но остановиться Кощей не мог. Уж больно ему захорошело от расколупывания чужой болячки. Так, что казалось, ещё немного – и снесёт.
– Павел Константинович, как там капуста? – Даша неуловимым жестом отёрла слёзы. – Кушать уже хочется.
– Так в течение дня надо есть нормально, – буркнул Паша, поднимаясь и направляясь к плите.
– Может, я ела днём.
Штирлиц как никогда был близок к провалу…
– Даша, только не нужно рассказывать, что у тебя в холодильнике завелось что-то кроме плесени. И та от голода сдохла.
Поляков вопросительно приподнял бровь и бросил косой взгляд на Дарью. Типа «А ну-ка опровергни!». Та скривила губы и сложила руки на груди. Типа: «Моя плесень, мы с жабой кого хотим, того и душим». Хотя про жабу – это скорее в адрес Паши. Но, как ни странно, против трат на девчонку Пашина жаба не возражала. Возможно, признала в ней родственную душу. Земноводное, в смысле.