Смех сфинкса. Танец обсидиановой бабочки - стр. 16

– Вот-вот, ни одно религиозное учение не дает человеку представления о Творце. А ведь именно отношение человека к Богу и формирует его мировоззрение. Мы уже так далеки, что не помним истоков, не помним древних, имеющих космическое происхождение, знаний. И если в глубокой древности это учение знали немногие, то сейчас пришло время просветить народ, сделать это знание доступным для всего человечества. Мы дикари по сравнению с древними в отношении к природе, к окружающему пространству. Древние племена, населяющие Землю, не мыслили своей жизни вне определенного ландшафта, к которому привыкали с детства и считали себя неотделимой его частью. Можно ли сказать это о человеке теперешнем, особенно, живущем в городе?

Все отрицательно закачали головами.

– Мы должны научиться этому, наверстать упущенное? – спросила Лия.

– Да, и поэтому вы здесь. У разных племен были свои приемы, но они походили друг на друга в своей глубокой сущности – в единении человека, природы и энергии. Тайна нашего благополучного будущего сокрыта в древних святилищах, многие из которых давно забыты и лежат в руинах. Но их сила, сила энергии, исходящей из них, сохранилась, и вы в этом сегодня убедились сами.

Все опять дружно закивали головами в подтверждение его слов.

– Но многое ли вы поняли? Я с уверенностью могу сказать, что нет. Кто-то чего-то уразумел больше, кто-то меньше… и досадное осознание того, что главное ускользает от понимания.

– Это верно, – подтвердила Лия. Дома, в Донецке, я совсем не задумывалась над этим. Сколько раз ездила на экскурсии… но это все было поверхностное созерцание. А здесь, в Египте, я впервые почувствовала и ощутила, что все эти строения нечто большее, чем руины, чем поверженные временем монументы. И не потому, что впечатляла их грандиозность и архитектура, а потому, что от них исходило нечто, что делало тебя соучастником тех времен и событий. Только это ощущение было настолько слабым, настолько смутным, что я едва догадывалась о нем. А в святилище Тота я почувствовала, что это ощущение из моих недр пробивается наружу, к сознанию, и я пытаюсь это осознать… и вдруг твои слова, Захи. Они убедили меня, что я на правильном пути.

Все участники похода, не сговариваясь, после пережитого на руинах святилища, которое породнило их, перешли от чопорного «вы» на доверительное «ты».

– А я, слушая тебя, – решил поделиться сокровенным Пьер, – вспомнил каньон в Чако и мои ощущения. Их сложно передать словами, но я попробую. Со мной происходило что-то необычное. Я, казалось, беспричинно волновался, когда поднимался по лестнице, чтобы попасть в киву. Кива – это такое круглое сооружение, укрепленное в земле и сверху прикрытое почвой. Она находилась в южной части каньона, на невысоком холме. В ее северо-восточной части в стене было прорублено окно. Я знал, что во время восхода через это окно увижу первый огонек солнца. Я волновался, как юнец, идущий на первое свидание. Пока я поднимался по лестнице, алое зарево разлилось по восточному небосклону, и вот… над горизонтом появился яркий уголек. У меня перехватило дыхание. В те минуты я не был туристом, я не был французом из Парижа, я был маленькой частичкой, маленькой клеточкой, вросшей во все то, что меня окружало: каньон, кива, окно, что открыло для меня то, о чем я до сих пор даже не подозревал. Я был единым целым всего мира, обласканным первым светом солнца и произведенным им в человека с большой буквы, человека космоса, человека Вселенной. Я стоял ошеломленный. Я бесконечно удивлялся и восторгался. Мне не хотелось уходить. Мне не хотелось потерять эту связь, это ощущение единства, которое наполнило меня, сделало важной и неотъемлемой частицей не только того мира, который представал у меня перед глазами, то есть современного, а вообще всего существующего с давних давен. Я не могу сказать как, но я ощущал тот давний древний мир, и ниточка моей жизни тянулась оттуда. Это был день летнего солнцестояния, и я не знаю, как использовали это явление древние: совершали ли какой-то ритуал или вели астрономические наблюдения, но я теперь точно знал, что восход в этом окне оказывал огромное воздействие на человека. Он заставлял не только чувствовать, но и мыслить, переосмысливать известное, воспринимать его совершенно по-новому. Я вышел из кивы таким важным: я только что был посвящен в святая святых Природы. И пусть я не мог объяснить это до конца, но кое-что понимал, понимал, что должен сохранить эту связь с окружающим, связь, которая стала такой важной для меня. Она предполагала не только созерцательное и потребительское отношение к окружающему, но и к защите его. Я не знал, как смогу защитить это небо, солнце, каньон, эту киву, но знал, что должен.