Случайный ветеринар. Записки практикующего айболита - стр. 2
Но как раз жильца-то в ней и не было.
– Ух ты! Спасибо, спасибо! Какая замечательная… пустая клетка?
Родители пригляделись к клетке. Потом уставились друг на друга. Всего полчаса назад в клетке сидела песчанка. Сейчас никакой песчанки там не наблюдалось. Отец, ученый-физик, выразил глубокое недоумение: как, спрашивается, песчанка могла протиснуться сквозь дюймовую сетку? Это невозможно! Однако она протиснулась-таки, как пуговица в петлю. Так что остальные подарки и все прочие рождественские ритуалы мгновенно были забыты, и семья в полном составе отправилась на охоту. Двое обалдевших взрослых и двое одержимых детей бросились искать песчанку по всему дому. В конце концов мы нашли ее – точнее, его – мирно какающим в углу под шкафом.
Если вы вдруг не в курсе, то монгольские песчанки – это такие маленькие пустынные мышки (я сначала написал «пустынные мишки», и спеллчекер это благополучно проглотил). У них шерстка песочного цвета и длинный хвост с кисточкой на конце, почти как у львов. Они далеко не такие кусачие, как хомяки, и далеко не такие вонючие, как мыши.
Как только мы нашли и схватили нашего монгольского песчана, отец обтянул клетку поверх рабицы москитной сеткой. На день или два это помогло, потом монгол ее прогрыз. Сетку латали вновь и вновь, но монгола ничто не могло остановить. Кроме, как оказалось позже, обычных семечек. То есть остановили его не сами семечки, а ожирение, вызванное неумеренным поеданием семян подсолнуха, содержащих больное количество жиров. Растолстев, монгол уже не мог протиснуться в ячейки сетки-рабицы и безвылазно сидел в клетке. Получилось, он променял свободу на еду – сделка, знакомая любому чипсозависимому.
Со временем наши отношения с монголом наладились. Точнее, это я наладил свое отношение к нему. Он же в целом чихать хотел на меня, как и на все остальное, кроме семечек. Я нарек его Бонголом, со временем кличка сократилась до Бонго, а потом и до Бобо. На чем мы и остановились.
Эпилог
В конце концов Бобо умер, а новой песчанки мы не завели. Клетка долго пылилась в подвале, всеми забытая, среди чемоданов и старых кофеварок, пока одним прекрасным январским утром отец не наткнулся в поле на гофера. Этот похожий на крота зверек живет под землей и плохо видит. Зимой ему полагается лежать в спячке[1], но этот конкретный гофер не спал, а зачем-то выбрался на поверхность и слепо бродил по заснеженному полю кругами. Отец отряхнул клетку от пыли, а потом, к удивлению всей семьи, отправился в поле и отловил зверька. Гофер не ожидал такого внимания и не понял, что ему хотят добра. Он отчаянно кусался, но отец настоял на своем: принес его в дом и осторожно посадил в клетку. В течение следующих трех-четырех месяцев между ним и гофером завязалась странноватая дружба, которая, похоже, пошла на пользу обоим. По весне гофер вернулся в родную стихию, и клетка больше уже не использовалась. Так и вижу, как она лежит где-то в глубине напластований саскатунской свалки, целехонькая и такая же крепкая, как в тот день, когда папа ее сделал.