Случайная связь - стр. 26
– Нет. Но уколов с детства боюсь. – Паша обхватывает меня руками за бёдра и хитро щурится, прикусывая нижнюю губу.
Какой же всё-таки гадёныш!
– Отлично. Руки с моей попы убрал, не то к ране на плече сейчас лёгкий сотряс добавится.
Измайлов довольно улыбается, но не двигается, руки по-прежнему на моих бёдрах, и он сжимает их ладонями сильнее. Ладно. Сам напросился.
– Как наложу повязку, постелю тебе на коврике у входа. Вид у тебя и впрямь неважный.
– Как бездомному псу, у двери? Серьёзно? – Он недовольно морщится, заметив, что я достала три шприца из упаковки. – Зачем так много? Так-то я просил тебя оставаться на месте. Всё из-за тебя, ясно?
Неужели действительно боится уколов?
– Да-да, – киваю. – Из-за меня. Если лапать не перестанешь, то ответка прилетит. Иголки окажутся в том месте, на котором сидишь. Должна заранее предупредить: уколы и швы я не очень делаю.
– Я уже понял, что милосердие и ты – несовместимые понятия.
– Мне жаль, что тебя задело. Но ты сам ввязался в драку. И сам не захотел вызвать скорую. Я даже испытываю капельку радости, что сейчас сделаю тебе больно.
Измайлов печально усмехается, и на короткий миг наши глаза встречаются. На фоне бледного лица его взгляд кажется ещё красивее. Он опускает руки и перестаёт меня лапать. Вот так бы сразу.
Через несколько минут действует обезболивающее, но я решаю не зашивать рану, иначе Паша действительно уйдёт в отключку. Я думала, он пошутил, что боится уколов, а он и впрямь не переносит вида иголки. Щедро заливаю порез бактерицидным клеем. Кровь больше не идёт. Я накладываю повязку и ватными дисками вытираю кровь с кожи.
– Утром проверю, как всё заживает, и, если совсем всё плохо будет, тогда зашью. На крайний случай успокаивай себя тем, что шрамы мужчинам к лицу.
– А ты – тем, что седину можно закрасить краской.
Измайлов рассматривает моё лицо. Взгляд плывёт, но глаза горят. Задерживается на моих губах, и по коже расползаются мурашки. Он ещё в ресторане на них смотрел, наблюдал, как я смеюсь. Как будто представлял, как будет меня целовать. Долго, нежно, со страстью…
– Тянет к тебе, лапуль, – вдруг признаётся Паша. – Есть в тебе что-то цепляющее. Давно такого ни к кому не испытывал. – Он протягивает руку и касается пальцем подбородка, оглаживает скулу ладонью и задевает подушечкой пальца нижнюю губу. – И глаза у тебя… Я таких чёрных ещё не встречал. Всё в тебе завораживает. Даже то, как отпор мне даёшь.
Я чувствую, как быстро и гулко бьётся сердце в груди. Глаза у меня действительно красивые. От мамы достались. Она не русских кровей. Мы с сестрой в неё пошли, но у Ани они не такого насыщенного оттенка. И моё детство, в отличие от измайловского, было куда спокойнее и приятнее.