Слой - стр. 31
Вокруг телевизора осталось человек пять – из тех, кого выключенный экран увлекает не меньше, чем включенный. У стены, нерешительно оглаживая халаты, топтались Вовчик и Сашка.
– Петя, может, не надо? Ну ее, эту косьбу. Ведь сульфу пропишут, а после нее…
– Что вы сегодня вареные какие-то? Сульфы боитесь! А носки дембелям стирать не боитесь? Всяким садистам вроде Ренатика. Там еще и похуже есть.
– Ладно, ладно, зашугал! Мы начинаем, – предупредил Сашка и, подняв над головой стул, метнул его в телевизор.
Вовчик взял второй и, разогнавшись, протаранил им окно.
– Веселей, симулянты! – поддержал Пётр. – Неделька в ремнях, и свобода. За погром такую статью проставят – военком вас за километр обходить будет!
Глухой взрыв кинескопа слился с капризным звоном стекла, и Пётр решил, что дальше здесь справятся без него. Что теперь? Проведать Кочергина. А потом? Посмотрим.
Он устремился к кабинету, но ему преградил путь вечно грустный Караганов.
– Ты говорил, можно будет порисовать, – застенчиво произнес он.
– Да, Гитлер Югенд разрешила, – на ходу бросил Пётр. – Краски и холст найдешь в столовой. Поищи там как следует.
– А кисти, Петруха! – крикнул Борода ему в спину. – Кисти в столовой есть?
– В раздаточной. Спрятаны между тарелками.
«Неужто даже Серега раскачался? Сонный увалень Серега. И все – моя работа, – с восхищением подумал Пётр. – Славно подготовил. Только б не облажаться. Нет, ну каков! Посмотреть бы на себя вечером – хоть одним глазком. Кто я? Сотник…»
Возле уха пролетел какой-то металлический предмет, но это был не новый накат бредовых воспоминаний, а самая что ни на есть реальность. Больные кидались чем попало – двое уже отползали, держась за головы. Зайнуллин вопил в туалете, видимо, у Югенд не хватало сил с ним справиться, а подмоги всё не было. Дежурный с окровавленным лицом лежал у выхода – на нем, как на батуте, прыгал Полонезов и кто-то еще. Из комнаты отдыха раздавался треск ломаемой мебели, в столовой визжала нянечка, и даже на лестнице, за бронированной дверью, безумно голосили.
Пётр прошмыгнул мимо двух дерущихся типов и заперся в кабинете врача. Валентин Матвеевич был на месте. Разбитый висок почернел и запекся, а щеки постепенно приобретали синеватый оттенок, в остальном же он был похож на хрестоматийного любовника, вскочившего с перепугу в гардероб. Пётр снял с перекладины вешалку и бережно положил на стол – мятую одежду он не переносил. Свой халат и байковые штаны он запихнул в шкаф. Возникла идейка обрядить в «психическое» самого Кочергина – ради смеха, не более, – но времени на это не было.