Слово в классе. Пособие для современного учителя литературы - стр. 8

Понятно, что одна из функций образа Чацкого, а также и образов Стародума, Софьи, Милона, Правдина у Фонвизина – это именно своим антагонизмом глубже и отчетливей подчеркнуть омерзение и убогость Фамусовых и Скотининых, глубже прорисовать социальный портрет этой огромной общественной группы. В чем же проявляется этот антагонизм? Именно в постоянном нарушении и презрении правил привычного, житейского, такого удобного и проверенного поколениями общего здравого смысла, в стремлении к таким правилам жизни, которые будут честны, справедливы и одухотворены высокими идеалами.

Проанализируем поступки героев обеих комедий. Начнем с комедии Фонвизина, где диктат «здравого смысла» доведен до логического апогея, где он превращает людей в скотов, с комедии, где, по справедливому замечанию первого биографа Фонвизина, П.А.Вяземского, автор «негодует на порок и клеймит его без пощады, если же и смешит зрителей картиною выведенных злоупотреблений и дурачеств, то и тогда внушаемый им смех не развлекает от впечатлений более глубоких и прискорбных». В наши дни кажется, что комедия Фонвизина построена на гротеске, на огромном сатирическом преувеличении, но, вчитываясь, начинаешь понимать, что преувеличения-то большого не было, что есть в человеческой природе то самое животное начало, которому так легко дать волю, прикрываясь удобными правилами общепринятого здравого смысла. «Все в этой картине кажется чудовищной карикатурою на русское, а между тем ничего в ней нет карикатурного: все взято живьем с природы и проверено знанием души» (Гоголь) Это действительно так, да ведь и главный принцип сатирических произведений – выставить напоказ что-то привычное, с чем все прекрасно сжились, и тем самым показать, насколько омерзительно и убого это привычное в сравнении с идеалом, с тем, что могло бы быть, живи люди честно, по совести, соблюдая хотя бы уже тысячи лет назад явленные человечеству Заповеди Моисея – но нет! Простакова ведь не старуха, от обжорства и злобы впавшая в маразм, нет, ей нет еще и сорока лет. Дело в том, что деградация человека происходит очень быстро, а если вдобавок и более-менее нормальный уровень человечности никогда и не достигался? Если поколениями задача воспитания сводилась лишь к тому, чтобы в обожравшегося пятью булочками дитятю впихнуть еще и шестую? Совесть – это высшая функция неокортекса, это что-то столь уязвимое и нежное, что стремительно утрачивается при неиспользовании. И к тому же так ловко заглушать ее голос общепринятыми правилами здравого смысла вроде: «своя рубашка ближе к телу». Пожалуй, что главным стержнем здравого смысла является именно животный эгоизм, а невежество и скотоподобие Простаковой и ее брата делают этот их порок откровенным. Простакова злобствует и издевается надо всеми окружающими, кроме Стародума, Правдина и Софьи, перед которыми заискивает из своих корыстных соображений – вот как бы хорошо женить Митрофанушку на Софье да взять богатое приданое – но эта игра в благородство требует от нее невероятных усилий, и из-под маски всегда виден звериный оскал жадности и грубости. Естественно, что, видя, как Софья ускользает из рук, Простакова прибегла к привычному насилию. Но похищение не удалось, и здравый смысл подсказывает вести себя подобострастно, прикинуться раскаявшейся – и как только ее прощают, здравый смысл ее покидает, и она вопит о страстном своем желании дознаться, кто Софью «из рук выпустил». Животная хитрость отказывает ей, когда нужно преодолеть свою привычку к самовластью. Самостоятельно соображать она не способна. Да и что такое ум как таковой? Стародум в пятом действии говорит: «Ум, коль он только что ум, самая безделица. С пребеглыми умами видим мы худых мужей, худых отцов, худых граждан. Прямую цену дает им благонравие». Но какого благонравия можно ждать от Простаковой, которая никогда в жизни не встречала себе возражений и могла удовлетворять любые свои страсти без ограничений – что пороть крепостных и измываться над мужем-рохлей, что баловать деточку и потакать всем его желаниям, что обирать крестьян и обжираться? Здравый смысл изменил ей, поскольку даже житейской хитрости не за что зацепиться в оскотинившемся уме. Простакова и Скотинин ненавидят все, что превосходит их понимание, своеволие – основа их натуры, и, чтобы не разрушать собственную самоуверенность, извращенный «здравый смысл» делает доминантой их общения с другими презрение к другим, к учености, ко всему, что разрушает сытый мирок. В основе их здравого смысла лежит также и животная, пищеварительная жадность. «По пяти рублей на год да по пяти пощечин на день» – а зачем больше платить «старой хрычовке» Еремеевне? «Мастерски» собирающий оброк Скотинин все свои убытки от соседей сдирает со своих же крестьян – ведь здравый смысл ему подсказывает, что искать законности дороже обойдется: «бить челом – себе дороже». Здравый смысл, наконец, ловко истолковывает в свою пользу и Указ о вольности дворянства: «Дворянин, когда захочет, и слуги высечь не может: да на что же нам дан указ-от о вольности дворянства?»