Слово и дело. Книга первая. Царица престрашного зраку. Том 1 - стр. 52
– Не лапайся, хрыч старый, каторжник окаянный!
– Да ты меня с Балакиревым-то не путай, – обиделся Жолобов. – Меня пронесло пока мимо каторги. Не бывал пока в катах.
– Да что с того, что не бывал? По морде видать – будешь…
– Тихо! – гаркнул француз Лесток. – Не забывайте, что здесь находится ея высочество – наша государыня-цесаревна…
Елизавета фыркнула, округлив глаза зеленые:
– Я думала, Жано, ты дело скажешь. Гаркнул так, что в ушах звенит… Ну-ка, Петрович, – повернулась она к Жолобову, – распотешь компанию. Поведай, каково ты живал в краях курляндских?
Жолобов куснул пряник (зубы желтые, каждый – в ноготь):
– Эх, матушка! Ну кажинный день бывал пьян с поведением…
– Это как… с поведением?
– А так: водили меня два кавалера под руки, сам уже не ходил. А он-то – боялся. В митавской остерии хотел стул от меня брать, так я обернулся скоро и… Так в стенку его вклеил, что он даже мякнул!
– Про кого говоришь-то? – спросил Сумароков.
– Чуть что, бывало, – продолжал Жолобов, – я его бить! Ботфорты ношены дал. «Чини!» – говорю. Уж не знаю, сам ли чинил или на сторону давал, только вернул, гляжу – чинены!
– Да о ком ты это?! – заорал Шубин.
– Да все о нем… о Бирене, что с Анной живет чиновно.
– А-а-а, – догадался Шубин, зевнув протяжно.
Елизавета ему изюминку туда – раз!
– А эта небось слаще, Алешенька!
– Тьфу! – сплюнул Шубин. – Разливай. Вино не берет меня.
– Дурной башке и хмель не брат, – заметил Столетов.
Шубин, не долго думая, треснул поэта в ухо.
– Верно, Ляксей, – подзадорил его Балакирев. – Чтобы чужие тебя боялись, надо поначалу своих отлупцевать…
И, развернувшись, сшиб с лавки хирурга. Лесток залетел под стол – кусил цесаревнина фаворита за ногу. Шубин от боли подскочил – стол опрокинул. Попадали тут и потухли свечи. В темноте визжала цесаревна Елизавета:
– Ой, мамоньки мои! Да кто ж это щекотит так меня?..
Кое-как угомонились. На дворе звонко запел петух.
– Не в пору запел, – заметил строгий Сумароков. – Видать, будут от государя указы новые…
Двери захлопали, и – на помине легок – вошел император.
Оглядел пьяную компанию, сказал:
– Тетушка, изгони всех. Скучаю вот. Тебя видеть приехал…
…
– Надобно нам, – рассуждали верховники, – уже не о новых викториях мыслить, а удержать хотя бы то, что от прежних викторий осталось. Россия сильна мужиком и хлебом! А налоги безжалостны столь изнурили Русь, что платить мужик более не способен. Передых ему надобен! Мужик и солдат, как душа и тело наши, – едины: не будь крепкого мужика на Руси, кто же тогда Россию оборонит от врагов наших?..
И недоимки мужикам министры в царствование Петра II скостили, а офицеров, кои палками налог выколачивали, из деревень убрали.